Продолжаем публиковать повесть нашего постоянного автора Тамерлана Тегаева «Детские ботинки». Прочесть первые можно здесь:
Сын дома? – произнес Виктор так, чтобы было слышно во всех комнатах и даже на балконе, из которого доносился стук молотка.
Прихожую стали заполнять жильцы квартиры. Две большеглазые девочки лет восьми девяти, за ними появились трое вихрастых мальчиков от трех до шести лет. «Надо же», — мелькнула мысль – «пять детей при такой жизни, отчаянные люди. Ну, или безответственные». Затем вышли, судя по всему, отец и дед держа в руках молоток и плоскогубцы. Последней вышла молодая женщина в наскоро запахнутом халате с грудным ребенком на руках.
— Шестеро!? — произнес я удивленно вполголоса.
— Девочки дочкины, у них отец погиб, а дочка сама в Греции, – пытаясь справиться с тревогой, начала рассказывать женщина, потирая скрюченные пальцы, — работает там. Кредит ее муж брал в банке, вот выплачиваем теперь.
В голосе женщины зазвучали извиняющиеся интонации, от чего в груди опять появилось это непонятное ощущение, беспокоившее меня в последнее время. Заметив мое замешательство, Виктор решительно выдвинулся вперед. Бесцеремонно отстранив со своего пути пожилую женщину, стал по-хозяйски расхаживать по прихожей, заглядывая во все в открытые двери.
— Квартирка не очень, — обратился он ко мне, демонстративно игнорируя хозяев, возмущенных таким его поведение, – вряд ли покроет долг. Одних процентов набежало на такую же.
Наконец-то осознав, о чем идет речь, хозяин отдал молоток отцу и стал отправлять домочадцев по комнатам, что, впрочем, у него выходило не очень. Старики продолжали стоять прижавшись к стене и всем своим видом показывая, что готовы пожертвовать всем, что у них есть и даже жизнью, лишь бы с детьми и внуками ни чего не случилось. Дети выглядывали из дверей кто с опаской, а кто с любопытством. Один из пацанов разглядывая меня, даже спросил, почему у меня кровь на одежде. Женщина с ребенком вообще подошла вплотную к Виктору, преграждая ему путь для дальнейшего продвижения. Протянув Виктору ребенка, чего он явно не ожидал и потому сделал шаг назад, молодая женщина разразилась гневным воплем.
— На, ешь, мразь, ты же за этим пришел. Квартиры вам мало!? Мы вам и так уже в два раза больше отдали. Все вам мало. Проценты? Вот наши проценты. – Женщина вновь поднесла ребенка к лицу Виктора. – Бери, больше у нас ничего нет. Кровопийцы проклятые, да чтобы вы в аду горели.
— Уйми свою суку,– прорычал хозяину дома Виктор, отступая к двери.
— Послушай, пёс, тебе мы ничего не должны, а кому должны, с тем сами разберемся, — уверенно ответил мужчина. Затем, окинув меня презрительным взглядом, добавил, — а органами торговать вам, упырям, сподручнее.
— Да ты, я вижу крутой, — самонадеянно улыбаясь ответил Виктор. – Убери-ка свою суку, я тебе объясню, кто кому что должен.
— Сука та, которая такую гниду, как ты, родила, — глаза мужчины сверкнули ненавистью.
— Бивень, тебе что, башню клинит?- в свирепой злобе проговорил Виктор, делая паузу после каждого слова для большей убедительности.
Но хозяин дома оказался не робкого десятка. Для этого работяги проблемы семьи представляли куда большую значимость, нежели наши угрозы. Взяв жену за плечи, он направил ее в комнату к остальным детям и полный решимости направился на нас.
-Пошли вон, бесы, — мужчина попытался схватить Виктора за плечо, чтобы вытолкнуть за дверь.
Виктор, не раз бывавший в такого рода ситуациях, сориентировался мгновенно. Левой рукой он нанес ощутимый удар мужчине в солнечное сплетение. Затем резко проскользнув под рукой противника за его спину, ударил правой рукой по почкам. Казалось бы, мужчина вот-вот рухнет, но не тут-то было. Сделав несколько коротких вздохов, он саданул Виктора локтем в челюсть, вложив в удар такую силу, что Виктор отлетел к противоположной стене и сполз по ней на пол. Из носа Виктора вытекла тонкая струйка крови. Смахнув кровь тыльной стороной ладони, он с раздражением посмотрел на руку, затем на своего противника.
Когда он пытался вскочить с желанием втоптать в пол своего обидчика, из соседней комнаты выскочили дети – сначала три мальчика, а потом и девочки. За ними, как вырвавшаяся из клетки тигрица, вылетела из спальни жена. Сунув своего младенца в руки оторопевшей от ужаса старшей девочке, она накинулась на Виктора, как изголодавшаяся хищница, на свою добычу. Схватив его за волосы, она попыталась ударить Виктора головой об стену, осыпая его проклятиями. Высвободив руку, Виктор собирался уже отшвырнуть молодую женщину, но тут на помощь к матери подоспели дети. Накинувшись на Виктора, как маленькие волчата, они стали колотить его по голове, царапать щеки, кусать за руки и за ноги. Все это произошло настолько неожиданно для нас обоих, что осознание, как действовать дальше, пришло не сразу.
Я стоял еще несколько секунд в растерянности, затем поспешил на помощь Виктору. В любой другой ситуации мой внутренний механизм автоматически сработал бы в нужном направлении: руки бы делали свое дело, ноги свое и даже выкрикивал бы я нужные фразы, совершенно не задумываясь о том, что я делаю. Но здесь были дети, старики, женщина, а воевать с ними мое сознание отказывалось. Отлаженный механизм дал сбой. Хотя, может, и не было никакого механизма. Просто я еще не достиг того уровня скотства, чтобы ударить женщину и расшвырять ее детей.
Нечто подобное скорей всего испытывал и сам Виктор. Он только злобно шипел и пытался стряхнуть с себя эту шумную свору. От всего этого на душе стало как-то совсем муторно. Я сделал несколько шагов в сторону Виктора для того, чтобы попытаться высвободить его, но дорогу мне преградил старик, вылетевший из кухни. Он яростно стал размахивать своим молотком, собираясь размозжить мне им голову. Уворачиваясь, я сделал несколько шагов назад, опрокинув за собой старую обувницу. От гулкого удара дверца тумбочки отлетела в сторону и оттуда посыпалась обувь.
Детские ботинки — стоптанные и облезлые — они разлетелись по всей прихожей. Детские ботинки, ношенные и заношенные, передаваемые от старших к младшим, с каждым новым поколением носителей получавшие новые царапины и отметины. Я помню эти ботинки. У меня самого все детство были такие же – неоднократно клееные, с облезшими носами и оборванными узловатыми шнурками. Я смотрел на эти ботинки и погружался в какой-то новый для меня мир, хотя вряд ли он был новый, скорей старательно забытый старый, от которого так хотелось откреститься. Это был тот мир, который назывался настоящим, от которого некоторые пытаются уйти своими способами, а некоторые, как эта семья, встречаются с ним лицом к лицу каждый день.
Как-то совсем уж невпопад опять защемило в области сердца. Почему-то захотелось в этот момент встать на сторону этой семьи, хотелось сказать им: «Живите спокойно, вас больше никто не тронет». Но вместо этого я как-то нелепо поднял руку и так же нелепо ее опустил.
— Все, — сказал я, схватив старика за его руку.
Старик пытался перехватить молоток в другую руку, но вырвав молоток из его руки и отшвырнув в сторону, я произнес еще более решительно:
— Все, хватит, мы уходим.
Старик остановился, хозяин дома смотрел мне в лицо, пытаясь предугадать мой следующий ход.
— Все, — еще раз повторил я, — мы уходим. Хватит, отпусти его, — на сей раз я обратился к женщине, продолжавшей держать Виктора.
Она злобно сверкнула глазами в мою сторону, давая понять, что в любой момент может накинуться и на меня, но Виктора все же отпустила. Ее примеру последовали дети. Я подал Виктору руку, он небрежно отмахнулся и поднялся сам. Несколько секунд он смотрел мне прямо в глаза.
— Мы уходим, — не отводя взгляд, произнес я еще раз.
Было видно, что он не очень понимает моей неожиданной настойчивости по поводу ухода, но все же проследовал к двери. У двери под ноги Виктору попались те самые ботинки. Отшвырнув их ногой в сторону, он вышел, за ним последовал и я. Спустившись по лестнице на один пролет, я обернулся – дверь квартиры оставалась до сих пор открытой.
Всю дорогу до дома Виктора мы ехали молча. Виктор жевал свою сигарету и пытался оттереть от крови руку, а я смотрел на дорогу. Подъехав к дому, я стал разглядывать незаконченное строение.
— Еще одна зима, — произнес я, — и крышу придется менять. Ты б хоть окна вставил.
Виктор махнул рукой.
— Завтра пошлем молодых, — неожиданно заговорил Виктор, — они разберутся.
— Никого мы туда посылать не будем, понимаешь? – с вызовом бросил я Виктору. – Пусть живут.
— С чего это вдруг?! – вскричал Виктор. – Они должны!
— Тебе? – спокойно переспросил я.
— Да они должны и все тут! Я их не заставлял брать. Каждый должен отвечать за свои дела.
— И ты ответишь?
— И я, придет время – отвечу, — в том же тоне продолжил Виктор. – Жизнь такая штука. Кто-то волк, а кто-то овца. Понимаешь? А тебя я что-то в последнее время вообще не понимаю. Ты на чьей стороне?
— Точно не на стороне Лысого, — ответил я. – Волк говоришь? Тебе, наверно, не понятно до сих пор, что волк в данной ситуации – Лысый, а мы с тобой в роли шакалов.
— Мы еще посмотрим, — сжав кулаки, произнес Виктор, — кто волк, а кто шакал. С этой лысой тварью тоже разберемся.
Но разобраться с Лысым вряд ли уже получится, слишком высоко забрался, многие должны, не удивлюсь, если завтра он будет депутатом или каким-нибудь министром.
— Ты ботинки в квартире видел? – задал я неожиданный вопрос.
— Какие еще ботинки? – более спокойно произнес Виктор.
— Там, в квартире. Детские ботинки.
— Ну видел. Этому драному барахлу на помойке место, а они их хранят. Нищета поганая!
— Вить, у тебя в детстве таких не было?
Виктор достал последнюю сигарету, раздавил и отбросил в сторону пустую пачку. Поискав зажигалку, он прикурил и, выпустив клуб дыма, процедил сквозь зубы:
— Курить бросаю. Бросишь тут…
Затянувшись еще раз, он бросил сигарету себе под ноги и принялся растирать ее об асфальт.
— Что за херня в последнее время происходит?! Ладно, езжай домой, завтра разберемся.
Виктор повернулся в сторону своего дома и, сделав несколько шагов, вновь повернулся.
— Мы сегодня как бы и северных одолели, а главное в живых остались. И все равно что-то не то…
— Да, — улыбнулся я, — в живых остались – это хорошо.
— Ха, — ухмыльнулся Виктор, — это, может, ненадолго. Хотя кто его знает…
«Ненадолго», — прозвучало у меня где-то в подсознании.
— Виктор, я ухожу.
— В смысле уходишь? — удивленно посмотрел Виктор.
— Вот так, — ответил я, — ухожу совсем.
— Это ты когда решил? – затем, задумавшись, Виктор добавил: — Говорил же, ты мне в последнее время что-то не нравишься, что-то с тобой не так. А оно значит вон что. Хозяин – барин, конечно, только что братва подумает?
— Братва… Братва пусть думает, что хочет, — парировал я, — каждый сам решает, как ему жить. Думаю, многие из братвы даже рады будут.
Я завел двигатель, затем, пристально поглядев на Виктора, произнес:
— И вот еще что. Передай братве, если я кого за собой увижу, буду поступать по-своему. Они меня знают. Я знаю, где живут их родители, где работают жены и где учатся их дети, в конце концов. Так и передай.
— Думаешь получится вот так просто уйти? – снисходительной усмешкой прозвучало мне вслед.
Я отъехал от дома и рванул по трассе. Виктор остался стоять у своей двери. «Вот и все, — думал я, — и эта страница моей жизни перевернута». Хотя я и осознавал, что все не так просто. Хотелось разом вот так все оборвать, послать все ко всем чертям и оказаться там, где тебя никто не знает. В этот момент подумал о Лене. Я достал из кармана свой мобильный и включил его. Два пропущенных вызова от нее. Я стал набирать ее номер, но передумал, решил заехать к ней прямо сейчас. Подъехав к ее дому, я заглушил двигатель и вышел из машины. Свет в ее окнах горел. Оглядевшись вокруг, я зашел в подъезд, вызвал лифт, но не дожидаясь его, стал подниматься по лестнице. Лена встретила меня с улыбкой на лице, но выражение ее больших серых глаз было далеко не улыбчивым.
— Я звонила тебе, — пропуская меня внутрь, усталым голосом произнесла она.
— Занят был, — сухо ответил я, хотя понимал, что сухость в голосе – это не то, что нужно в данный момент. Смягчившись немного, добавил:
— Работы много было, не мог ответить.
Расстегнул куртку, совершенно забыв о следах крови на шее и на майке.
— Это ты называешь работой? – в голосе ее прозвучали тревожные нотки.
— Поцарапался немного, — попытался я успокоить ее, на ходу снимая майку и куртку, я прошел в ванную.
Отмывшись полностью, я обнаружил, что рана действительно оказалась царапиной. Лена сидела на кухне и выглядела совершенно погасшей со сложенными на коленях руками. Надо было что-то говорить, но я не находил слов.
— Кушать будешь? – наконец-то прервала паузу она. И не дожидаясь ответа, подошла к плите.
— Подожди, — остановил ее я, — я хочу тебе сказать… Одним словом, я хочу уехать из города. Поедешь со мной?
— Куда поедем?
— Да какая разница? Просто уедем из этого города и все, там видно будет.
— Что будет видно, Артур? – какая-то обреченная улыбка появилась на ее лице. – Мы с тобой пять лет вместе, и я ничего не вижу. Пять лет назад я была бы готова поехать куда угодно. А сейчас нет. Артур, тебя ничего не держит, у тебя никого нет. Да тебе никто и не нужен.
Она села на табуретку и обхватила ладонью свой лоб.
— Куда ехать? А родителей на кого я оставлю? У отца инфаркт, мама не в лучшем состоянии. Мне их бросить и ехать с тобой? В конце концов у меня работа. А там что? За все это время ничего не изменилось, и я не верю, что что-то изменится в другом месте. Мне нужен мужчина, понимаешь, мужчина, который будет рядом. А не крутой парень на джипе, который заезжает пару раз в неделю. Тебе хоть известно, каково это – ждать? Работа, говоришь? Вижу, какая у тебя работа. Нет, Артур, никуда я не поеду.
Надо было что-то ответить, но слов у меня не нашлось. Этот день не то, чтобы опустошил меня, он разрушил тот карточный дом, в котором я жил последние несколько лет. Приходилось задуматься, действительно ли мне никто не нужен и мне наплевать на всех? Я поднялся и молча вышел в прихожую. Натянув куртку на голый торс, я направился к двери. Лена стояла в прихожей и как-то совсем обреченно смотрела мне вслед. В этом взгляде читалась усталость от всего происходящего и одновременно жалость ко мне, отчего в моей душе (или в том, что нее осталось) сделалось совсем неуютно и холодно.
— Прости, — все, что я смог выдавить из себя и, еще раз взглянув на нее, двинулся вниз по лестнице. Всю дорогу до дома меня не оставляла мысль, нужен ли мне кто-то и с чем связано то, что вокруг меня нет действительно по-настоящему близких людей. Ведь были же у меня и близкие друзья, и родственники, которые помогали мне, как-то заботились после смерти мамы. Все отдалились, исчезли куда-то. На самом деле я понимал, что отдалился я сам. Это скорей всего случилось гораздо раньше, как я стал заниматься тем, чем занимался до сегодняшнего дня. Это случилось тогда, когда я заслужил право носить звание правильного пацана.
Правильный пацан, не включающий заднюю и не приемлющий и не прощающий не только своих, но и чужих слабостей. Правильный пацан, который отвечал не только за свой базар, но и за свои поступки. Правильный пацан, кому не нужно ни снисхождение, ни чужая поддержка, он сам может взять на себя роль судьи, сам может спросить и предъявить. Люди не живут так, они бывают и слабы, и чрезвычайно сильны духом; они могут быть очень добры и при этом безответственны; они могут ошибаться и прощать ошибки другим; они могут быть скупыми и невероятно щедрыми одновременно. Это парадокс, но это так. Люди не живут по пацанским законам, они эмоциональны и чувствительны. А чтобы быть правильным пацаном, необходимо было заглушить в себе все чувства, которые, как мне казалось, делали меня только слабее. Одним словом, люди жили в своем мире, такие, как я, — в своем, а управляющие всем этим бардаком, — в третьем.
На полном автомате я доехал до своего дома и остановился. Неожиданно я понял, что уходя от Лены я впервые за последние годы не заглянул под автомобиль, не огляделся по сторонам и даже не помню, как добрался до дома. «Программа начала давать сбои», — думал я и неожиданно улыбнулся своим мыслям. Действительно пора уходить.
Зайдя в свой подъезд, я все же оглядел лестничный марш и выше, и ниже своей квартиры. После чего открыл дверь и вошел внутрь. Закрыв дверь на несколько замков, я бросил ключи на тумбочку и стал раздеваться. Стянув с себя куртку и джинсы, затем носки и трусы, я бросил все это в стиралку, предварительно проверив карманы. Затем открыл воду т встал под душ. Понемногу я стал приходить в себя, вода, казалось, смывает с меня все проблемы сегодняшнего дня. «Если уезжать, — подумал я, — то лучше не тянуть с этим, уезжать нужно в ближайшее время, может, даже завтра, а еще лучше сегодня». Правда, непонятно куда, да в принципе какая разница, хотя бы в столицу. Найти работу, благо имеется диплом юриста. Залечь на дно на годик-другой, а там видно будет.
Я вылез из-под душа и пошел на кухню. Хотелось поесть, но еды не было. Насыпав в кружку растворимого кофе, я залил кипятком и сделал несколько глотков. «Да, уезжать нужно сейчас», — принял я решение. Отхлебнув еще пару глотков, я принялся за сборы. Кинув в сумку пару маек и рубашек, джинсы, носки и еще какие-то предметы первой необходимости, я оделся и стал копаться в бумагах. Найдя паспорт и необходимые документы, я рассовал их по карманам. Затем достал из потаенной ниши деньги. Оценив взглядом количество купюр, я подумал, что этого, конечно же, не очень много, но на первое время хватит. Разделив деньги на несколько частей, я тоже рассовал их по разным карманам. «Ну вот, готов», — подумал я, присев на диван. И вдруг вспомнил про диплом.
Окончание следует…
