по мотивам поэмы Коста Хетагурова «Фатима»
ЛИЦА:
Наиб – на момент начала действия 32-летний наместник Шамиля в Черкессии, лидер армии Газавата, аварец. Хладнокровный, рассудительный, сильный.
Джамбулат – 14-летний сын наиба, гордый, статный, высокий
Фатима – приёмная дочь наиба, 12-летняя черкешенка
Ибрагим – крепостной холоп
Мухтары наиба – старшины участков в 100 дворов
Муфтий
Старейшины аула – мелкие обедневшие дворяне
Молодые князья, друзья Джабулата
Гонец Шамиля
Подруги Фатимы – молодые княжны
Алибек – молодой красивый князь из очень знатного рода
Сваты – старшие фамилии молодого князя
Охотники
Проезжий русский офицер
Духанщик
1850 год. Кавказская война. Высокогорный аул в Черкессии.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Картина первая
Авансцена. Выходят мухтары, ждут Наиба. Появляется наиб.
Наиб: Всё готово? Вы собрали людей?
Мухтар первый: Да, все ждут тебя
Наиб: Как они настроены?… (Мухтары переглянулись.) Говорите.
Мухтар второй: Слухи о твоей женитьбе на сестре шапсугского князя быстро долетели до нашего аула.
Мухтар первый: Говорят, ты пообещал тамошней знати сохранить за ними власть и право иметь крепостных. Это подорвало доверие людей – они думают, ты обманываешь их.
Наиб: Я должен их убедить. Вчера мною было получено особое распоряжение от имама Шамиля, да продлит Аллах его дни. Нам нужно снарядить по 50 всадников от каждой сотни саклей и собрать налог на их содержание. Как только будем готовы, мы отправимся в путь – убыхи отказываются присоединиться к нашей священной войне, их связь с русскими крепнет. Придётся подчинить их силой.
Мухтар второй: О, там будет, чем поживиться! Это позволит нам пополнить казну и утвердить свою власть.
Наиб: Идём.
Картина вторая
Народное собрание. Входят наиб и его мухтары.
Наиб: Ас-саляму алейкум
Старейшина первый: Уа-алейкум ас-салям, наиб. Если ты собрал нас, чтобы поделиться радостной вестью, то опоздал – ветер, что гуляет из ущелья в ущелье, опередил тебя. Мы все сердечно поздравляем тебя – теперь ты связан родственными узами с очень знатным родом. (Гул неодобрения толпы.)
Наиб: Самые крепкие узы, которыми человек связывает себя – это узы совести. Ничто так не роднит людей, как данное слово. Два года назад я впервые предстал здесь перед вами. Мы решили объединиться ради общей цели – свободы для всех братьев мусульман, ради мирной и праведной жизни. Вы присягнули тогда на верность мне и имаму Шамилю, да продлит Аллах его дни. Но что я слышу теперь? Отказ выставлять всадников, нежелание идти на неверных и бороться? Неужели ваши сердца смогли подкупить сладкие посулы русского генерала?
Старейшина первый: Абыдзехи никогда не присягнут русскому царю. Тебе это известно.
Наиб: В чём же дело?
Крестьянин: Ты обещал освободить нас от рабства!
Наиб: И освобожу.
Старейшина второй: Но что об этом скажут твои новые родственники? Они-то отпускать рабов не хотят, едва ли твоё желание придётся им по вкусу. Да и с руки ли тебе теперь человеку знатной крови с такими могущественными связями иметь дела с простолюдинами. (Гул, недовольство, улюлюканье толпы.)
Наиб: Вы ничего не видите дальше своего носа. Богатство, происхождение, кровь – как всё это ничтожно пред Аллахом! Он завещал нам иначе делить людей – на братьев мусульман и на неверных. Где бы я ни был, на любой дороге я всегда встану на сторону мусульманина и буду биться за его свободу до последней капли крови. Я прибыл сюда со священной целью – объединить всех адыгов, сплотить и дать жестокий бой против угнетателей. Для меня все мусульмане равны и едины. Рабство недопустимо. Неважно хотят ли установить власть свои же князья или русские генералы. Аллах сотворил нас свободными и лишь ему, его законам мы обязаны подчиняться. И этому правилу придётся подчиниться всем!
В толпе раздаются возгласы одобрения, потом слышен детский плач, выходит девочка с тряпичной куклой в руках, в простой одежде.
Наиб: Чей это ребёнок?
Старейшина первый: Она сирота. Отца убил князь много лет назад, а мать умерла сегодня утром.
Крестьянин: Её родители были рабами такими же, как мы, наиб. Не нужно её утешать. Слёзы и горе будут вечными спутниками её жизни. Эта девочка обречена быть рабыней в доме жестокого хозяина. Она не найдёт утешения, как не найдём его мы – волею рока ввергнутые в рабство.
Наиб (помедлив, подошел к девочке, присел на корточки): Как тебя зовут?
Фатима: Фатима.
Наиб: Мне было 11 лет, когда умер отец, и я остался один. Я бродил, не находил себе места под солнцем. В моих жилах текла княжеская кровь, но боль одиночества и отчаяние терзали сердце так же. (Встал.) Отныне эта девочка будет жить и воспитываться в моём доме, как равная и свободная, а когда подойдёт срок, я выдам её замуж за лучшего князя. Даю святой обет об этом перед Аллахом и перед вами. (Гул удивления и одобрения.) Также клянусь, что свободу получит каждый из вас. И мы будем продвигаться дальше, бороться за равенство всех мусульман и добиваться справедливости. (Возгласы одобрения.) Мы начнём сегодня же. Снарядите по 50 всадников от каждой сотни саклей. На рассвете мы отправимся в путь. (Крики радости.)
Старейшина первый: Да продлит Аллах твои дни, наиб. Что ж, мы готовы следовать за тобой и свидетельствуем твою клятву.
Картина третья
У дома наиба. Входят наиб, мухтары, Фатима.
Наиб: Смотри, Фатима, теперь ты будешь жить здесь. (Из дома вышел Джамбулат.) А, Джамбулат, сын мой, подойди. Фатима теперь будет жить с нами, будет тебе сестрой.
Джамбулат: Какая она мне сестра? Она же простолюдинка!
Наиб: Джабулат! (Обернулся к мухтарам.) Пойдёмте в дом, надо всё ещё раз обсудить.
Джамбулат вырывает из рук Фатимы куклу, отрывает ей руку и бросает. Фатима плачет, он уходит. Ибрагим видел это из-за дерева. Подошёл к Фатиме.
Ибрагим: Ну? Что ты плачешь из-за какой-то тряпки?
Фатима: Эту куклу мне сделала мама.
Ибрагим: Всё равно не плачь. (Взял куклу.) Меня зовут Ибрагим. Я знаю, как можно всё исправить. Пойдём.
Картина четвёртая
Прошло 4 года. В доме наиба. Совещание наиба с мухтарами, присутствует муфтий.
Наиб: Сколько у нас всадников?
Мухтар первый: Полностью снаряжены и ждут команды четыре тысячи.
Муфтий: Четыре тысячи?
Мухтар второй: После обретённой долгожданной свободы все мужчины от 7 до 70 лет так и рвутся встать в строй. Боевой дух их необычайно крепок, они боготворят своего наиба и готовы на всё, дабы его отблагодарить.
Муфтий: Суметь собрать воедино столько разрозненных аулов, племён и народов – ты воистину совершил невозможное, наиб. Однако слыхал я, князьям не по вкусу пришлось освобождение крепостных. Они снова перешли на сторону русских – нельзя никому доверять.
Наиб: Мне известно это. Глупцы, не о том пекутся, что сами норовят угодить в рабство русского царя, а плачут, что своих рабов теперь не имеют. Ничего, придёт время, и им растолкуем, что к чему. Но не теперь. Теперь нам предстоит большой поход. Мы отправимся в сторону Чёрного моря, там воссоединимся с друзьями и примем большой бой с неверными.
Мухтар первый: Когда велишь выступать? На рассвете?
Наиб: Нет, до рассвета не успеем. Мы должны всё просчитать. Как идёт сбор в казну?
Мухтар второй: Ещё не все сделали взносы, но никто не отказывается. Сбор продолжается.
Наиб: Завтра всё должно быть готово. Вечером доложите мне. Пока можете идти.
Мухтары уходят, остались наиб и муфтий. Вышла Фатима с подносом, положила на стол кувшин и чарки, ушла.
Муфтий: Неужто эта девица та самая плачущая девочка, которую 4 года назад ты забрал в свой дом? Гляди, как подросла, машалла. Как ангел тогда она явилась тебе. Народ бурлил, недовольство так и прорывалось наружу, но твоя доброта к ней подкупила сердца и закрыла уста мятежникам. Она оказала тебе добрую услугу.
Наиб: И была за это вознаграждена. Фатима и есть ангел. Она приветливая и ласковая, а её весёлый нрав скрасит жизнь любому достойному джигиту. Мне была она совсем не в тягость, а расставаться, чувствую, будет жаль. Но вот о чём с тобой хотел поговорить…
Картина пятая
У дома наиба. Выходит Фатима, мимо идёт Ибрагим с топором и верёвкой в руках.
Фатима: Не поздновато ли теперь идти в лес по дрова?
Ибрагим: В лес, конечно, поздно, да только я проститься шёл.
Фатима: Проститься?
Ибрагим: Да, ведь я теперь волен идти, куда хочу.
Фатима: А почему ты с топором?
Ибрагим: А это всё имущество моё. 10 лет верной службы были вознаграждены верёвкой и топором. Но я не жалуюсь. Это не омрачит моего счастья.
Фатима: И что ты будешь делать?
Ибрагим: Да мало ли что может делать свободный человек! Работать буду. Только теперь для себя. Хозяйство своё заимею.
Фатима: А не страшно тебе? Вот так покинуть дом, в котором вырос, направляясь неизвестно куда, не зная, что тебя ждёт?
Ибрагим: Страшно – жить и ни на что не надеяться. А быть свободным выбирать не страшно. О, да. Тебе не понять меня. С тех пор, как взял наиб тебя в дом, ты стала княжной…
Фатима: Ну, уж нет, осталась прежней я Фатимой. Простолюдинкой. Джамбулат не упускает случая мне об этом напомнить.
Ибрагим: Джамбулата так распирает от гордыни, что он не видит, как меняется вокруг мир. Не замечает, как привычное меняет свою суть, а невозможное случается на каждом шагу. Ты стала княжной пять лет тому назад, потом отдадут тебя замуж за джигита знатного рода. Твоя жизнь предопределена, тебе нет нужды беспокоиться, искать своё место.
Фатима (Из дома выходит Джамбулат, его не видят, он подслушивает): О нет, что может быть хуже такого положения? Просто расти, как яблоко на дереве, и ждать пока тебя сорвут? Смириться, что день твой будет, как две капли воды похож на другие, и не ждать, что в жизни твоей произойдёт что-то особенное? Нет, Ибрагим, я чувствую, чувствую, что была рождена для чего-то большего. Душа моя томиться жаждой жизни. Сердце вздымается к небесам и кружит там, в предчувствии чего-то большого, яркого, неземного. И, как знать, случившееся будет столь необычно, что жизнь моя долго будет в поколениях передаваться из уст в уста…
Ибрагим (Увидел Джамбулата): Фатима! (Дал понять, что они не одни.) Мне пора идти. Прощай, Фатима. Что бы ни случилось, знай, я всегда приду на помощь. Ты всегда можешь рассчитывать на мою дружескую руку. (Уходит.)
Джамбулат (рассмеялся): Я помешал вам? Очень жаль. Ты так говорила… Как ты сказала? «Будет передаваться из поколения в поколение»! (Смеётся.) Её, оборвыша, в дом пустили, отмыли, накормили, а ей хочется ещё бОльших чудес. Куда ж ещё? Свет ранее не видывал такого чуда, чтобы простолюдинке на равных с князьями жить.
Фатима: Не смей!
Джамбулат: А иначе что? (Фатима поворачивается, чтобы уйти) Куда ты собралась? Фатима, стой! (Хватает за руку) Я задал тебе вопрос.
Фатима: Пусти, я не твоя собственность!
Джамбулат: Пока отец в походе, здесь главный я. А значит, ты должна мне подчиняться.
Фатима: Да как ты смеешь? Я что лошадь?
Джамбулат: Можешь сравнивать с лошадью, если тебе так угодно. Но по мне ты хуже. Я бы с радостью выменял тебя на хорошую собаку. Да, боюсь, умного пса за тебя никто не даст.
Фатима (расстроена до слёз, вырывает руку): Ты! Ты так любящий кичиться своей кровью, происхождением и родом, ты зовущийся князем и джигитом, в тебе достоинства и благородства меньше, чем в крысе! (Убегает.)
Джамбулат (направляется за ней, но его окликают с другой стороны молодые князья): Ас-салям алейкум, братья.
Молодой князь первый: Уа-алейкум ас-салям, Джамбулат. Мы заждались тебя, неужто ты забыл, что мы условились о встрече?
Молодой князь второй: А девушка, с которой ты говорил, то сестра твоя была? До чего быстро подросла молодая княжна.
Джамбулат: Она простолюдинка. Не называй её моей сестрой.
Молодой князь первый: Да, ты прав, в жилах её нет крови княжеского роду. Однако ж ни одной княжне в ауле нашем она не уступает. Её все любят за весёлый нрав, за доброту души, хорошее воспитание. Недолго тебе ещё тяготиться этим родством – такую девушку любой рад будет заполучить хозяйкой в доме.
Молодой князь второй: Да что любой? Я слышал, по сердцу она пришлась молодому Алибеку и даже свататься готов, как закончится война. А знатней его в наших краях рода не сыскать.
Джамбулат (слушал удивлённо, заговорил зло): А ну-ка смолкни, ты! Или забыл, что о сестре моей говоришь? Разве позволительны подобные речи в адрес молодой княжны?
Молодой князь второй (растерянно): Прости, коли слова мои превратно поняты тобой. Я ничего дурного не хотел сказать…
Джамбулат: Ну, полно, довольно языками здесь чесать. Вы забыли, что надо нам скакать к реке? Как бы поспеть к началу состязаний!
Картина шестая.
У родника. Фатима положила рядом кувшин, замечталась. Мимо проходил Джамбулат. Она увидела его, схватила кувшин, стала набирать воду, чтобы скорее уйти.
Джамбулат: Фатима? Куда же ты заторопилась. Присядь, вместе потолкуем. (Фатима удивлённо смотрит на него.) Давай я тебе помогу. (Берёт из рук её кувшин.) Ты приходила смотреть состязания сегодня? Я снова выиграл.
Фатима (Пришла в себя от удивления): О чём нам толковать с тобой? Разве к лицу тебе, князь, говорить с простолюдинкой как с равной?
Джамбулат: Что за глупости ты говоришь?
Фатима: Глупости? Не твои ли это слова, что слышала я от рассвета и до заката, все четыре года? Нет, говорить нам не о чем, отдай, мне нужно домой. (Пытается забрать кувшин, падает, подворачивает ногу.)
Джамбулат (Ставит кувшин, помогает ей подняться): Обопрись на меня, вот так. Присядь на камень, я осмотрю твою ногу. Так больно? А вот так больно? (Фатима в изумлении смотрит на него, кивая в ответ на вопросы то положительно, то отрицательно. Он туго перевязал ей лодыжку платком.) Нет ничего страшного. К завтрашнему утру даже не вспомнишь, что болела нога.
Фатима: С-спасибо. (Пытается подняться, но не может твёрдо стоять на ноге.)
Джамбулат: Погоди, обопрись на меня. (Прижимает её к себе.)
Фатима: Что ты? А если увидит кто, я лучше сама пойду. Дай мой кувшин.
Джамбулат: И как ты пойдешь? Ещё и с кувшином? Подожди. (Делает ей палку для опоры.)
Фатима (сидя на камне, растерянно наблюдает, как он делает палку): Я видела тебя на скачках. Ты лучше всех держался в седле.
Джамбулат: Ты, правда, так считаешь? Как дорого мне твоё признание!
Фатима: Что тебе признание простолюдинки, когда все молодые князья соседних аулов выбрали тебя?
Джамбулат: Да что ты заладила одно и то же?! И по-человечески поговорить нельзя! Или ты думаешь, я не видел, как легко ты с рабами дружбу водила, а для меня у тебя не находилось ни доброго слова, ни улыбки? Я оттого и задевал тебя, может, что признаться, не в силах был…
Фатима: Признаться?
Джамбулат отдал ей палку, схватил кувшин и ушёл. Фатима осталась сидеть на камне в изумлении.
Картина седьмая.
Прошло полгода. Ночь, двор наиба. Фатима выходит из двери своей комнаты и крадучись идёт к двери в комнату Джамбулата. Входит.
Картина восьмая.
Комната Джамбулата. Джамбулат красуется в новой черкеске. Фатима подбегает и обнимает его сзади.
Джамбулат (Оборачивается, обнимает её): Фатима! Я боялся, что ты не придёшь.
Фатима (Грустнея): А я и не хотела приходить.
Джамбулат: Почему? Что опять стряслось?
Фатима (Прижимается к нему): Джамбулат, мне страшно.
Джамбулат (Вздыхает): Ну, вот, опять. Чего ты боишься?
Фатима: Кары Всевышнего.
Джамбулат: За что ему нас карать? Разве мы плохие люди?
Фатима: То, что мы совершили… Это грех.
Джамбулат: Фатима, разве мы не любим друг друга? Разве наша Судьба не была предопределена в тот день, когда отец взял тебя в наш дом? Если бы Всевышнему не было угодно, чтобы мы полюбили друг друга и были счастливы, разве он допустил бы это? А может, ты просто больше не любишь меня?
Фатима: Ну что ты?
Джамбулат: Точно, не любишь. А ну говори, как есть: любишь ты меня или нет?
Фатима: Люблю, ну конечно, люблю. Но… я боюсь, а вдруг узнает кто-то.
Джамбулат: Ох, уж эти женщины. Вас хлебом не корми, дай попереживать из-за чего-нибудь. Так и быть скажу тебе. Я хотел сохранить в секрете, но раз так… На ежегодном празднике, который отец утраивает в честь Курбан-Байрам, я объявлю о своём намерении жениться на тебе.
Фатима: Джамбулат! (Обнимает его, зарывается лицом в плечо)
Джамбулат: Всё? Прошли твои страхи? (смеются, Фатима кивает, обнимаются). А теперь иди ко мне.
Картина девятая.
Ночь, двор наиба. Ибрагим крадётся к окнам Фатимы, говорит сам с собой.
Ибрагим: Вот дурак я, дурак. Сейчас поймают меня, выпустят пулю и правильно сделают… Но почему правильно-то? Разве виноват я, что свобода, о которой я так мечтал, оказалась невыносима без неё?… И что ты ей скажешь? А просто спрошу, как дела. Скажу, что мимо проходил… Да, в полночь. Самое время для прогулок и беседы о делах. Нет. Довольно. Признаюсь ей во всём. И пусть жизнь мою она решит. Или счастье до конца дней моих, или немедленная погибель. (Бросает мелкие камушки в окно Фатимы)
В это время открывается дверь из комнаты Джамбулата, выходит Фатима, Ибрагим отскочил, но спрятаться не успел, они с Фатимой видят друг друга. Фатима вскрикнула, Ибрагим опомнился и убежал.
Джамбулат: Что за шум? Что ты увидела?
Фатима: Так… Ничего, просто тени испугалась.
Джамбулат: Вот уж мне твои страхи…
Фатима: Прости, доброй ночи (заходит к себе в комнату, Джамбулат тоже хочет закрыть дверь, но раздаётся топот копыт)
Появляется гонец.
Джамбулат: Кто ты? Назовись.
Гонец: Как хорошо, что вы еще не спите. У меня срочные новости от имама Шамиля, да продлит Аллах его дни.
Джамбулат: Я слушаю.
Гонец: Мне нужно говорить с наибом.
Джамбулат: Ты можешь всё сказать мне. (Из дома на голоса выходит наиб.)
Наиб: Кто здесь?
Гонец: Ас-салям алейкум, наиб. У меня важное сообщение от имама Шамиля, да продлит Аллах его дни. Боюсь, с недобрыми вестями я к тебе пожаловал этой ночью. За Сулаком идёт крупное сражение, силы неравны, нужно подкрепление. Скажи, сколько ты сможешь сей же час снарядить и отправить на войну?
Фатима (подслушивала под дверью своей комнаты и в волнении выскочила наружу): На войну?
Наиб: Фатима? Ты ещё не спишь? Тогда проводи гостя, напои и накорми, дай отдохнуть с дороги. Я соберу своих мухтаров и тот же час присоединюсь. (Фатима и гонец уходят.)
Джамбулат: Отец, велишь мне собираться сей же час?
Наиб: Что? Нет, ты никуда не поедешь.
Джамбулат: Отчего же, отец? К моим годам за твоими плечами был с десяток сражений!
Наиб: Я сказал нет. Возвращайся в комнату. (Уходит. Вышла Фатима.)
Джамбулат: Фатима, найди удобный случай и упроси отца отпустить меня.
Фатима: Нет, Джамбулат! Что ты? Не пущу!
Джамбулат: Не ты ли говорила, что нет горше бесславной жизни? Жизни преопределённой, обречённой на однообразие? Такой ты мне судьбы желаешь? (Фатима качает головой отрицательно.) Ты напрасно боишься. Сотни джигитов соберутся в путь. Мы лишь доскачем до поля боя, поможем нашим братьям и мигом обратно! Курбан-Байрам не успеет наступить, как мы уже приедем! Но зато моё имя останется в памяти людей, как человека, который сражался с неверными и одержал великую победу!
Фатима (улыбается): Хорошо, ты убедил меня. Я попрошу, только едва ли он станет слушать.
Джамбулат: Отец никогда не отказывал тебе. Постарайся. Вот – забери (отдаёт ей свой башлык и бежит на улицу.)
Фатима уходит в дом. Наиб с мухтарами приходят со стороны противоположной той, куда ушел Джамбулат.
Мухтар первый: После прошлых поражений мы и пятьсот собрать не сможем.
Наиб: Должен быть выход! На нас надеется сам имам Шамиль! Я не могу ему отказать! Соберите хотя бы по 10 всадников на сто саклей. Не получится по 10 – соберите по одному. Живо! Почему вы стоите?
Мухтар второй: Боюсь, мы не соберём даже по одному всаднику. Плату на содержание никто вносить не хочет. Нам просто не с чем отправлять людей.
Наиб: Аааах! Созови всех сюда! Разбудите всех мужчин и соберите здесь. Я с ними говорить буду.
Мухтары уходят. Наиб заходит в дом. Начинают собираться люди, Джамбулат вернулся со своими друзьями, люди в суматохе, не понимают в чём дело. Из дома выходит наиб.
Наиб: Ас-саляму алейкум, братья мои. Этой ночью нас настигли недобрые вести: наши братья, наш досточтимый имам Шамиль, да продлит Аллах его дни, угодили в ловушку, устроенную гяурами. (Гул, перешептывания). Мы должны немедленно снарядить всадников и отправить им на помощь. (Гул неодобрения). Выслушайте меня! Это наша обязанность! С того дня, как мы присягнули на верность избранному пути, нам нет дороги обратно.
Старейшина первый: Наиб, мы помним данную клятву и не отказывались бороться за объединение и свободу всех адыгов. Однако потери, которые мы понесли из-за предателей среди наших князей стали для нас уроком. Теперь ты зовёшь нас в бой, да и не куда-нибудь, а за Сулак! У нас не было такого уговора. (Возгласы поддержки, гул толпы)
Наиб: Вам кажется, что мир заканчивается за границами вашего аула. Но это не так. В мире происходит множество событий, о которых вы ничего не знаете. Да будет вам известно – мною получено тайное сообщение от самого турецкого султана. Вскоре он развяжет войну с Россией, и он намерен одержать победу. В своём письме он предупреждает, что право свободно жить здесь получат лишь те, кто примет участие в наступлении с этой стороны. С остальными поступят как с другими пленными. (Тишина.) Сегодня от нас требуется снарядить 50 всадников и отправить на выручку нашим братьям. Когда же в войну вступит турецкий султан, мы выступим все вместе.
Крестьянин: Я не намерен отправлять на верную гибель своего единственного сына! (Недовольный гул толпы)
Наиб (зло): А разве я отправляю не единственного сына?! (Тишина). Джамбулат возглавит первую двадцатку. Они отправятся через час. Поскачут налегке. Остальные должны быть готовы к рассвету. Они возьмут с собой всё необходимое. Я всё сказал.
Картина десятая
Фатима выходит из дома, в руках у неё свёрток, говорит сама с собой, присела поодаль от дома под деревом.
Фатима: Какая хорошая сегодня погода! Такой светлый, радостный день! Вернуться бы Джамбулату в один из таких дней, чтобы стал он поистине счастливым (Разворачивает свёрток, а это башлык Джамбулата. Прижимается к нему щекой, накидывает себе на плечи). Но задерживается наш папа (Гладит живот рукой.) Курбан-Байрам уже через три дня, ему бы поторопиться. И тогда будет большой праздник, и будет большое счастье! А Джамбулату – двойное! Вот не знаю, сказать ему перед праздником или после того, как помолвка будет объявлена? Или и вовсе может подождать еще недели три, вдруг я ошибаюсь? Нет-нет, ошибки быть не может. Я как проснулась на прошлой неделе, чувствую, губы распухли на пол-лица. Думаю: «Что такое? Простуда что ли?». А потом как стало тошнить, ну, думаю, точно. Двое нас теперь, двое (Улыбается, гладит живот руками.) Скорее бы Джамбулат вернулся, пока никто ничего не заметил.
Её прерывает топот копыт, Фатима прячется за деревом. К дому наиба молча подходит группа мужчин. Немного задержались в нерешительности. В тот момент, как один направился к двери, наиб вышел сам.
Наиб: Ас-саляму алейкум! Какие дорогие гости к нам пожаловали этим утром! (В толпе пробежало лёгкое смятение.)
Старейшина первый: Уа-алейкум ас-салям, наиб. Мы пришли с вестями.
Мухтар первый: В аул вернулась часть наших всадников.
Наиб: Какая добрая весть!
Крестьянин: Мой сын был ранен в последнем бою. Они угодили в засаду. Расскажи.
Сын крестьянина: Нас было десять. Мы выполняли приказ. Нам было велено переправиться через реку и там соединиться с остальными. Джамбулат переправился первый, за ним еще несколько всадников. Мы немного отстали, а когда подошли к реке увидели, что они угодили в западню. Мы пытались помочь. Нескольких убили при попытке переправиться через реку, меня ранили. Я потерял сознание, и лошадь унесла меня обратно через лес.
Наиб: Джамбулат…
Сын крестьянина: В лагерь больше никто не вернулся.
Фатима (издаёт сдавленный крик): Джамбулат!
Наиб: Сын мой… (Закрыл лицо рукой) Аллаху было так угодно, что вместо праздника Курбан-Байрам, мне суждено справить поминки по своему сыну. Значит, так тому и быть. Пройдёмте в дом. (Уходят в дом)
Фатима (плачет): Джамбулат!… (с ужасом хватается за живот) Пропала!! Нет, этого не может быть, этого не может быть. Он вернётся, он обещал!! Что я скажу наибу? Моё имя покроется позором до конца дней моих! Что мне делать?… Джамбулат! (Теряет сознание, падает.)
Наступила ночь. Фатима очнулась.
Фатима: Где я? Неужели это был не сон? Это был не сон, и Джамбулата больше нет? Он не приедет к нам? (Плачет). Что теперь будет? Наиб выгонит меня из дома, ни одна семья в ауле не даст нам приюта, мы погибнем с тобой. Мы обречены на мучительную смерть. Весть о моём позоре разлетится по всему ущелью… А может… может было бы лучше умереть прямо сейчас? Пока никто не знает… (Встаёт, приносит верёвку, завязывает петлю.) Ты должен понять меня и простить. (Плачет). О, Аллах, прости мне грехи мои. Молю тебя смилуйся над нами. У нас нет другого выхода. (Встала на лавочку, потянулась привязать верёвку, схватило поясницу). Ай! Как больно. (Снова пытается тянуться). Ай! (Садится на лавочку, чувствует, что открылось кровотечение.) Не может быть… Не может быть… Ты… ты понял, что тебя здесь не ждут, и сам покинул меня? О, Аллах, ты сжалился надо мной! (Смешиваются горе от потери ребёнка и Джамбулата с радостью облегчения). Благодарю тебя Аллах, благодарю… Джамбулат!… Как жить теперь без тебя?
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Картина первая
Прошло 4 года. На лугу гуляния в честь праздника Курбан-Байрам. С одной стороны молодые джигиты, с другой девушки. Мужчины состязаются между собой, потом танцы. Фатима в окружении подруг.
Подруга первая: Девочки, не видно ж ничего, расступитесь немного! Ну, не видно же!
Подруга вторая: Что ты там хочешь увидеть? Праздник ещё толком не начался!
Фатима: Ты не поняла. Она просит расступиться не для того, чтобы ей видеть, а чтобы её было видно! (Девушки захихикали)
Подруга первая (обиженно): И что с того? Если ко мне ещё после этого праздника никто не посватается, я так и умру незамужней! (Девушки смеются)
Фатима: Ну, что ты такое говоришь?
Подруга вторая: Тебе меня не понять. У дома наиба, что ни месяц – так сваты. Лучшие джигиты сменяют лучших. Они обивают пороги наиба, и только неприступная Фатима никого из них не жалует. А я так боюсь остаться в доме отца! Чтобы на меня показывали пальцем, чтобы сплетничали за спиной…
Подруга третья: Тебе нечего бояться – в твоём благочестии никто не усомнится. Ты же не бедняжка Аминэ.
Фатима: А что с Аминэ?
Подруга четвёртая: Как? Ты не слышала?
Подруга вторая: И я не слышала. Что случилось?
Подруга четвёртая: Её застали наедине с джигитом из соседнего аула. Говорят… (почти шёпотом, стыдливо) говорят, он держал её за руку, а она… (с ужасом в голосе) а она была без платка!
Подруга вторая: Сохрани Аллах от греха! Какой кошмар!
Подруга третья: Когда братья попытались забрать её домой, она от них сбежала. Говорят, вот уже два дня она бродит по лесу, прячется там, но скоро её найдут
Фатима: Бедная Аминэ!
Подруга четвёртая: Тебе жаль её?
Фатима: Конечно, жаль. Ты только представь, как должно быть ей страшно одной в лесу! Холодно, голодно! А если ей встретится волк?
Подруга третья: Да лучше уж волк, чем братья. Для всех будет лучше, если её больше никогда не найдут.
Подруга первая: А я вот не понимаю, почему джигит сразу не увёз её в свой аул и не женился на ней? Зачем отдал братьям?
Подруга четвёртая: Да он если б и хотел, не посмел после такого-то. Молва никого не щадит ни князя, ни раба. Его семья выгнала бы её сразу. Говорят, он так быстро сбежал, как только их застали, что Аминэ и опомниться не успела.
Подруга первая: Смотрите! Все собираются в круг на танцы. Подойдём ближе.
Пара танцует. В это время входит молодой красивый князь. Они с Фатимой пересекаются взглядами. Он смотрит на неё, она опускает глаза.
Подруга первая: Девочки, только посмотрите на него! До чего хорош собой Алибек! Он словно орёл среди куропаток!… И снова его взгляд остановился на Фатиме! Всё, не буду больше стоять рядом с вами! (Уходит.)
Начинается каффа. Алибек приглашает Фатиму. Танцуют. Фатима возвращается к подругам.
Подруга третья: Ну, что Фатима? Жди вечером гостей?
Фатима (выходит из задумчивости): Гостей?
Подруга третья: Сватов жди, говорю!
Фатима (испугано): Сватов? Нет, я не жду сватов, не надо сватов… (убегает)
Картина вторая
Фатима приходит к дому, останавливается под деревом.
Фатима: Откуда взялась эта тоска? Тоска, что сжимает теперь моё сердце? Неужели я в него влюблена? О, нет, нет, это невозможно!… (Задумалась, улыбается). Как вспомню, как он смотрел на меня, сердце так и подпрыгивает, замирает, будто забывает, как ему надобно биться, и с глухим «уханьем» падает вниз! Сколько месяцев я избегала его! А когда весной он прискакал к роднику и попросил воды напиться, я услышала его голос, и мне показалось, мир вокруг меня замер, а время остановилось. (Улыбается) Но что, если он действительно пришлёт сватов? Что делать мне тогда?… А может… Может, открыться ему? Говорят, он влюблён в меня. Может, он поймёт и примет? Рассказать правду? (С ужасом). Нет, нет, ни за что! Он не примет, заклеймит позором. Его семья очень знатного рода, он не захочет знаться со мной. Но что же делать?
Ибрагим: Фатима, отчего ты стоишь здесь одна?
Фатима: А? А Ибрагим, это ты?
Ибрагим: Я видел, как ты танцевала на празднике. Хотел подойти, но ты куда-то пропала. Отчего ты такая бледная?
Фатима: Нет, что ты, всё хорошо. Я очень рада тебе. (Наигранно весело.) Как живёшь? Наверно, женился и дети есть?
Ибрагим: Да нет, не женат я. Дни мои проходят в трудах, да только без радости. Вот и теперь спешу к своему хозяйству.
Фатима: Вокруг так много хороших девушек, отчего не выбрать себе одну?
Ибрагим: Хороших много и выбрать одну из них можно. Но та, которую выбрало сердце, выбрала не меня. (Фатима удивлена его признанием, и смущена воспоминанием о ночной встрече у дверей комнаты Джамбулата.) Ну, задержался я, пора мне. Ты же знаешь, что в лице Ибрагима у тебя есть добрый друг? Не забывай об этом!
Картина третья
Дом наиба. Наиб сидит за столом с двумя старшими фамилии Алибека. За ними стоят ещё трое мужчин. Фатима входит в дом и в ужасе замирает при виде их.
Наиб: А вот и Фатима. Мы заждались. Эти почтенные люди пришли из-за тебя.
Старший первый: Фатима очень красиво танцевала на празднике. Особо один танец запал нам в душу (подмигивает, мужчины улыбнулись)
Наиб: Фатима, подойди. Ты уже не ребёнок и, конечно, понимаешь, зачем пожаловали к нам гости. Кажется, только вчера я дал клятву растить тебя в своём доме, как родную дочь, а ты уже подросла. Пришла пора исполнить вторую часть моей клятвы – выдать замуж за достойного джигита.
Старший первый: Алибек, несомненно, один из достойнейших князей нашего ущелья. Никто не сможет тебя упрекнуть в нарушении клятвы, наиб. Но, Фатима, отец твой настаивает, что надобно нам получить для начала твоё согласие. Скажи, каков будет твой ответ? (Фатима отрицательно качает головой. Старшие встали.) Что это значит? Отказ?! Мы верно тебя поняли?
Старший второй: Погоди, горянке бывает нелегко пересилить стеснение в таких вопросах. Фатима, дитя, ничего не бойся. В том, чтобы создать семью, нет ничего постыдного. Не нужно ложной скромности. Мы пришли сюда за ответом, и не придём снова. Если сердце твоё согласно, говори сейчас. Говори прямо. Что ответишь ты, Фатима? (Фатима отрицательно качает головой.)
Старший первый: Наиб?
Наиб: Фатима дала ответ. Больше возвращаться к этому вопросу не будем. Присаживайтесь, разделите со мной ужин.
Старший первый: Ты должен извинить нас, наиб. Не будем скрывать – не такой ответ мы ожидали. Но и задерживаться дольше не видим смысла. Позволь нам покинуть тебя. Да продлит Аллах твои дни. (Мужчины уходят. Фатима тоже хочет уйти.)
Наиб: Фатима! Стой. Подойди. Я принимаю твой отказ – возможно, на него были у тебя веские причины. Но так не может вечно продолжаться – сваты получают от нас отказ за отказом. Попомни свои годы, тебе нужно кому-то ответить согласием, пока девичья честь твоя и молодость не стали поводом для сплетен. Фатима… Как? Ты плачешь? Дочь моя, о чём? Мои слова не брань угрозы, а скорбь о возрасте твоём.
Фатима: Зачем напрасно терять слова и время, отец? Ты приютил меня, босую сироту, в доме твоём ни в чём не знала я нужды. Я твоя – отдай меня, кому желаешь. Тебя не упрекнёт в том ни Аллах на небе, ни земной человек. Мне всё равно, ведь о счастье здесь речи нет…
Наиб: Зачем ты так? Твоё счастье – единственная моя забота. И лишь оттого, что хочу для тебя счастья, я и веду этот разговор. Я готов забыть ради тебя суровые адаты и выслушать, как друг. Откройся мне, расскажи, что на сердце твоём? Клянусь, тайны твои я унесу с собой в могилу.
Фатима: Изволь, отец… Помнишь, пять лет назад к нам среди ночи примчался из Чечни гонец. Твой сын Джамбулат так просил, чтобы отпустил ты его. Он молод был, я знаю, для ужасов кровавой битвы. Безумная! Как заодно с ним детской мыслью увлеклась я! Ты помнишь – ни один в походе не красовался на коне, как он!.. Отец, то не войне служить хотел он – нет! – свободе… Он любил тогда… Прости, отец, моё признание! Пять лет в бесплодном ожидании прошли, промчались, как ряд ночей без сновиденья. Но поверь, порой надежда и теперь сменяет горькое сомнение – я жду его. Дала я клятву верности в ту ночь, молю, не заставляй её нарушить.
Наиб (ошеломлённо): Но как же так?… Фатима, Джамбулат погиб в том сражении, его ты не дождёшься.
Фатима: Я обещала ждать его.
Наиб: Аллах свидетель, ты ждала немало. Но не вернётся тот, кого уж нет в живых. Тебе придётся забыть всё это и выбрать себе мужа. Я часто уезжаю, и каждый раз сердце моё тревожится, когда оставляю тебя одну. Грядёт война. Меня не будет очень долго. Возможно, я погибну. И не будет мне покоя на свете том, что брошена ты на произвол судьбы. За кого выходить – решай сама, я неволить не стану. Но замуж ты выйдешь – то моё родительское слово.
Фатима: Я не имею права ступать против твоей воли. Я подчинюсь и клятву свою нарушу. А замуж выйду… за Ибрагима.
Наиб: Ибрагима?… Ибрагима?! Дочь, опомнись, ведь он не княжеского рода.
Фатима: Я тоже. Но ты ведь говорил, что Аллах создал нас равными друг другу? Он давно любит меня. И, коли я должна обет святой нарушить, то хочу в трудах хлеб свой добывать. Хочу жить обычной жизнью, и больше не быть ни для кого обузой. (Уходит).
Наиб: Фатима!…
Картина четвёртая
Прошло 5 лет. Двор дома Ибрагима. Небольшая сакля обнесена забором, дверь. Фатима играет с мальчиком лет пяти во дворе. Они смеются, бегают. За дверью появляется Джамбулат в широкой шляпе, с сумой и посохом, заросший, в лохмотьях. Он слышит их смех и не решается войти, хочет уйти – и тоже не может. Наконец, решается постучать. Фатима ему отворила.
Фатима: Гость случайный, без сомненья твой путь тяжел, далек. Но всем, кто проходит мимо убогой сакли, я привет передаю от Ибрагима.
Джамбулат: Благодарю. Твоё приветствие я, как святыню, сохраню в душе моей. Красавиц видел я немало, но к тебе воспылал любовью брата. Я за тебя молиться буду всегда, везде… Я прост, ты видишь, пастух не может быть иным… Я знаю, скоро ты забудешь, мои слова. Как клятвы юности незрелой, они исчезнут без следа. Прости мою смелость. Таким красавицам, как ты, смешны восторги и признанья, забавны пылкие мечты, скучны при луне свиданья – вот ваш обычный недостаток! Прости, я не всегда такой болтливый, от голода, видать, развязался мой язык.
Фатима: Кунак весёлый ест немного и напивается водой. Он не станет судить строго приём хозяйки молодой. Поэтому могу я смело просить в кунацкую его.
Джамбулат: Вот это дело! Я мужа твоего знавал… Мы часто в альчики играли… О тебе, скажу, я знаю только понаслышке…
Фатима (подала чашу с аракой): Пей здоровье Ибрагима.
Джамбулат: Чтобы вместе вас помянуть, скажи своё имя.
Фатима: Я Фатима.
Джамбулат: Одну Фатиму знал и я. С тех пор не встречал красавицу такую… Как дочь родную, как равнокровное дитя, князей почтенная семья ее взрастила на свободе… Молва о ней простиралась всё дальше, сваты спешили со всех концов ущелья, но никому не ответила согласием. Старик ей заменял отца, а юный князь… Какое несчастье! За Сунжей вспыхнуло восстанье, и князь исчез в бою одном. Бесследно… И не было бы в том беды, если бы погиб он, был казнён… Это лучше, чем…
Фатима: Жених был жив?!
Джамбулат: Казалось, нет. Старый князь стал падать духом, А юная красавица позорит клятвы, не щадит родных адатов и тайком выходит за раба…
Фатима: Довольно! О ней доскажешь мне потом… Ты о молодом князе не все сказал.
Джамбулат: Длинна уж больно и не занятна история о том, как он в плену, в цепях железных, в тесных подземельях думал лишь о ней. Как, наконец, опять свободный, больной, голодный он шёл, не зная устали…
Фатима (в волнении): Скажи мне имя, как звали князя?
Джамбулат: Джамбулат.
Фатима: Нет, нет, всё это невозможно! Джамбулат погиб на войне! Много лет назад!
Джамбулат (снимая шляпу): Смотри – он перед тобою!..
Картина пятая
Ночь, дом Ибрагима. Фатиму терзают сомнения, она в растерянности ходит из угла в угол. Села.
Фатима: Вернулся!… Вернулся… но как же поздно, как поздно! Как я ждала его… Когда пришла весть о его гибели, для меня погасло солнце, мне казалось я не переживу. И не пережила бы, если б страх ещё большей беды не отвлёк меня от горя. Какая злая шутка Судьбы! Ведь всё могло быть иначе, совсем иначе… Давно всё это было, а будто бы только вчера. Помнится, я тогда мечтала о чём-то особенном, возвышенном, большом и ярком (Достала из комода старый башлык Джамбулата.) Ах, как же я его ненавидела сначала! Ненавидела и боялась. А потом…он открылся мне с другой стороны. Я полюбила (накинула башлык на плечи). Мы нарушили священный адат, но каждый шаг на этом пути мне казался свидетельством настоящей любви. Любви, которая выше всего, которая не подчиняется законам людским, а прямо из сердца взмывает в небо. Я любила…а сейчас?
Мальчик (спит в тёмном углу на кровати): Мама! Мама…
Фатима (вздрогнула, будто очнулась, сняла с себя башлык, смотрит, как на незнакомый предмет): Я здесь моё солнышко, я здесь радость дней моих (Подошла к сыну, он успокоился). Почему так долго нет Ибрагима? Ему давно пора вернуться (Снова долго смотрела на башлык, встала и бросила его в печь). Скорее бы, скорее вернулся Ибрагим. (Снова заходила по комнате, послышался топот копыт, шаги, Фатима бросилась на встречу, вошёл Джамбулат).
Фатима: Ах, это ты?
Джамбулат: Меня настигла буря, дороги размыло, кругом непроглядная тьма – еле добрался сюда. Но всё позади. Собирайся, дорог каждый час. Нас кони ждут. Выедем скорее, а там пусть нагоняют.
Фатима: Что ты сказал?..
Джамбулат: Ничтожным страхом не оскверняй начатый бой с холопами…
Фатима: Клянусь Аллахом, обиды никогда такой я не ждала от Джамбулата…
Джамбулат: Не любишь ты!..
Фатима: Люблю, как брата.
Джамбулат (приближается к ней): Не больше?
Фатима (отступает): Это ль не любовь!
Джамбулат: Фатима!.. Полно! Где же слово, где клятвы наши и обет?..
Фатима: Теперь не воскресишь былого. Не ищи – их нет.
Джамбулат: Изменница!..
Фатима: Ждала я долго… Суди, легко ли ждать, когда кругом все осуждают мой возраст, девичьи года? Просить руки моей, как счастья, шли и уздени и князья, а за отказ чернили клеветой. Боролась я четыре года… Мне нелегко было сделать этот выбор, но все ж теперь я счастлива. Нарушив клятвы, дала я верности обет другому. Теперь живу своим трудом. И вместо того, чтобы благословить мой выбор скромный, ты, как вор, приходишь среди ночи! Опомнись, Джамбулат! Перенесла я слишком много, чтоб так бездушно разрушить свою святыню… Теперь я замужем, я мать.
Джамбулат: Жена продажного холопа и мать щенка!
Фатима: Не оскорбляй!.. Князю не к лицу такие слова.
Джамбулат: Прости. Но после не пеняй! (уходит)
Фатима (осталась одна, плачет, склонилась над ребёнком): Спи, милый! Дорог этот сон, нет в мире радостней защиты… Придет пора,— ослабнет он, и, когда проснешься, ты поймешь, в каком отчаянье тебя ласкала мать, и ужаснешься…
Ибрагим (бесшумно вошёл, снял бурку): Так изнурять себя безбожно Фатима!
Фатима (подбежала, обняла): Ты?! Ждала тебя…
Ибрагим: Я мог приехать раньше, позже, ужель должна сидеть всю ночь? Ведь помочь этим путнику ты не могла.
Фатима: Вернулся… О, Аллах!..
Ибрагим: Фатима! Плачешь?.. Что случилось? Ребенок болен?
Фатима: Нет… Он здоров… Как сердце билось… не дожила бы до зари, всё бредила сырой могилой… Теперь прошло… ты здесь, мой милый, и я спокойна… Ты устал? Промок под ливнем… голодал… Но ничего… я накормлю тебя пирогом. (Отходит, чтобы накрыть на стол.)
Ибрагим (достаёт из сумы платок, надевает ей на плечи): А у меня подарок для моей трусихи.
Фатима: Ах, Ибрагим, зачем напрасно всегда расходуешь свой труд…
Ибрагим: Нет, ты надень… Вот так… Прекрасно, таких не видывали тут…
Фатима (снова пытается идти накрывать на стол): Ты плохо ел…
Ибрагим: Я сыт… довольно… Ты чего-то недоговариваешь. Ну же? Расскажи, что случилось?
Фатима: Вернулся брат…
Ибрагим: Какой брат?
Фатима: Не помнишь… Джамбулат…
Картина шестая
Опушка в лесу, в горах. Большой старый дуб, неподалёку родник. Входит Джамбулат.
Джамбулат: Вот это место. У этого дуба путники совершают намаз, сюда приходят охотники на ночлег и отдых. Некоторые даже верят, что здесь Аллах нас лучше слышит. А что мне сказать ему теперь? Я много раз возблагодарил его в пути домой за спасённую жизнь и свободу. Только оказалось, что возвращаться мне было некуда… Какая несправедливость! Я был рождён сыном наиба, во мне кипела жизнь, я жаждал борьбы, хотел в деле доказать свою доблесть, не знал страха. И мне оказаться в плену! Чёрные дни сменяли друг друга под бряцание оков. Но как тяжело дался побег! Дорога домой казалась нескончаемо длинной, не было сил на ослабших ногах добраться до родного аула, но надежда, надежда вернуться к жизни прежней подгоняла и направляла меня. Я бежал от чужих людей, но пришел к ещё более чуждым. Как жить теперь? Когда от прежней жизни не осталось ничего… (Послышались голоса охотников, спрятался за камнем.)
Охотник первый: Нет, не угнаться нам за Ибрагимом. Уж очень прилежно он стал работать.
Охотник второй: Разгадка в чем? Была б моей женой Фатима, тогда б не меньше Ибрагима кичился я трудолюбием. Она спасла его от нищеты и рабской лени. Жена его всему виной. Лишь с ней рука об руку он смог подняться на ступени, которые разделяют сейчас нас с ним. Фатима стала путеводной звездой в его жизни.
Джамбулат (из своего укрытия, задумчиво): Фатима…
Охотник второй: Что ты сказал?
Охотник первый: Несправедлив ты! Из нищеты могли бы выйти, при желании, как Ибрагим, и ты, и я. Но почему- то сердце княжны выбрало именно его. Не потому ли, что во всем ущелье не было другого, кто мог бы поравняться с ним неутомимостью в работе? Как и мы, Ибрагим родился в яслях… но к свободе никто из нас его любовью не пылал. Трудом, облитым потом и кровью, он раньше всех свободным стал. И получил награду по заслугам – Фатима, вопреки людской молве, решилась быть его женой. И не ошиблась – ничто не омрачает их счастья, которое они сами построили. Судить, конечно, грешно, ведь всё ниспослано нам Аллахом, но вот хотя бы Джамбулат. Потомок княжеского рода, джигит, каких я не встречал, был славой, гордостью народа. Попал к гяурам в плен, бежал, вернулся – и что застал? Полуразрушенный аул. С наибом ушло время винтовок, шашек, скакунов. Меж тем для княжеских сынков не по руке еще орудовать сохой и топором.
Охотник второй: Да-да, холопов нет, трудиться лень, а голод, говорят, не тетка. Вот он и топчется в народе, отцов наследье проживая. Равняться с нами не желает, а сам чем занят? С винтовкой, на коне, весь год, скитаясь по аулам дальним, воспоминанием печальным везде смущает лишь народ (Джамбулат от злости встал, сел, отполз в чащу.) Везде, едва-едва терпим, подарки вымогает силой. Боюсь, что бедный Ибрагим с женой намыкаются с ним. Но посмотри, неужели меня обманывает глаз? Там кто-то был… заметил нас и скрылся
Охотник первый: Должно быть, ветер качает ветви. Но довольно, поднимайся, старый! Пора и нам размяться немного (Уходят.)
Джамбулат (вернулся): Стало быть, вот оно что о нас говорят. Ибрагиму досталось всё, что принадлежало мне. Уважение, честь, Фатима… (Услышал шаги, снова спрятался за камень.)
Ибрагим (с дровами и топором): Неплохо поработал я сегодня. И к дубу старому поспел как раз к вечернему намазу. Задерживаться на ночлег не стану, Фатима будет волноваться. Так просила меня утром не уходить. С тех пор, как вернулся Джамбулат, её терзают страхи. Надо поспешить, а то снова до рассвета будет ждать меня (разулся, стал мыться к намазу, встал на колени, начал молиться, в это время Джамбулат застрелил его из-за камня.)
Картина седьмая
У родника. Фатима положила рядом кувшин, задумалась.
Фатима (поёт): Догорела заря,
Засыпает земля,
И ночные парят уже грезы…
Грудь изныла, любя…
Жду, мой милый, тебя,—
Поспеши осушить мои слезы.
Вновь к тебе, милый мой,
Я склонюсь головой,
И спою тебе песню былую…
Расскажу тебе вновь
Про тоску и любовь,
Обойму горячо, расцелую…
(Появился Джамбулат, она вскочила, метнулась к тропинке, но он преградил путь.) Пусти!.. Чего ты хочешь?
Джамбулат: Ты моя…
Фатима: Несчастный! Поздно ты вернулся – Фатима умерла твоя. Зачем тебе мое паденье? Ужели не довольно слез, тоски, унынья, разбитых юношеских грез? Пойми, я всё для Ибрагима – и честь, и счастье, и покой.
Джамбулат: Их нет теперь (Раскрыл свои объятья, попытался обнять.)
Фатима: Уймись, глупец! Я не отдам честь матери на поруганье. Коль нет в тебе ни капли состраданья, то… (Сделав шаг назад, пригнулась, схватила камень, размахнулась.)
Джамбулат: Убей! Убей, но выслушай прежде исповедь мою. Бог лишь знает, как всё во мне полно тобой, как я люблю тебя, Фатима… Не будь тебя, тебя одной – и жизнь была б невыносима, грязна, позорна, как тюрьма. Фатима! Вспомни ты сама часы томительной разлуки! Я перенес эти муки в цепях железных под кнутом. Преодолел я все преграды, а ты? Ужель другой награды я не заслужил? Что ж убей! Вся жизнь моя была твоей!.. А помнишь ли, когда, бывало, всходил лишь месяц золотой, лишь вся природа засыпала, под кровом ночи спешила ты в мои объятья…
Фатима: Молчи, молчи!.. Будь прокляты они! Не нам указывать Судьбе!
Джамбулат: Нет, нет, Фатима, в тебе не могли исчезнуть бесследно восторги райских тех ночей! (Фатима молчит, плачет.) Ужель решилась расстаться навсегда со мной?..
Фатима: Да, да… Прощай!..
Джамбулат: Так нет же, стой! Ты права этого лишилась, голубка,— ты моя теперь…
Фатима: Безумец! Прочь!.. Нечистой кровью за всё ответишь мне…
Джамбулат: Я заплачу за все любовью…
Фатима: Клянусь Кораном, Ибрагим сумеет отомстить…
Джамбулат: Сомневаюсь. Он перестал уж быть твоим…
Фатима: Что ты сказал?
Джамбулат: Изволь, покаюсь. Невелика в том тайна. Чем обладал он лишь случайно, то слишком пламенно любил твой Джамбулат… и он убил…
Фатима: Что? (Теряет сознание, Джамбулат подхватил её, обнял, уложил на землю, через какое-то время очнулась). Где я? Я что уснула? И как я только не свалилась!.. Где ж мой кувшин?.. Ты не видала? (Думала, что рядом подруга, но увидела Джамбулата). Ты кто такой? Зачем ты здесь?
Джамбулат: Пойдем домой…
Фатима (Бредит): Как холодно… Опять подуло могильной сыростью из гор. Поток все плачет… До сих пор не может пересилить горя, не может слез своих унять… Его там успокоит море, а здесь… здесь некому понять чужой тоски… И я точь-в-точь рыдала так над Джамбулатом… Нет, я боюсь…
Джамбулат (в ужасе понял, что она не в себе): Мой друг, ты с братом, не бойся…
Фатима: Ах!.. убийца… прочь!..
Картина восьмая
Авансцена.
Проезжий русский офицер: Изменился аул. Вместо сакли – турлучная хата. На стенах висят зеркала вместо шашки, ружья, пистолета… Изменяется все — и язык и наряд… Деньги наши в ходу, слава Богу!.. Есть и школы… Я видел — из хаты одной вышел с книжкой, босой и без шапки, мальчуган… и еще… тот в рубахе цветной, и посыпались чуть не десятки… В это время какая-то женщина проходила в лохмотьях, босая… Мальчуганы за ней! — с дружным смехом бегут, в нее грязью, камнями бросая… Кто такая? Отчего она так нелюдима?
Духанщик: Сумасшедшая, видишь… Фатима… Был сынок у ней… Веришь, учитель разжал с горла мальчика грешные руки… Ну, спасибо, весной инженер приезжал и увез, говорят, для науки… Так осталась одна… и, как видишь, весь день себе места нигде не находит… По ночам над рекою блуждает как тень и безумную песнь свою водит:
Фатима (поёт): Догорела заря,
Засыпает земля,
И ночные парят уже грезы…
Грудь изныла, любя…
Жду, мой милый, тебя,—
Поспеши осушить мои слезы!..
