«Весь мир — мой храм, любовь — моя святыня, вселенная — отечество мое…» — по-школьному, с выражением произнес я, улыбаясь красивой девушке-консультанту в магазине, на бейджике которой прочитал фамилию Хетагурова.
Однако улыбка исчезла с моего лица, стоило мне услышать дежурно вежливое «слушаю вас». И никакой реакции на строчки классика. Я стушевался, представив, как глупо выгляжу со стороны. Взрослый мужчина, читающий молоденькой девушке-консультанту «любовь — моя святыня». И где? В магазине. Ладно бы дома. В родном Владикавказе это бы выглядело, как дань уважения великому поэту и представительнице его фамилии. Но в Московском магазине? Девочка могла быть просто носителем фамилии, родившейся в столице. Мало ли. С тем же успехом я бы мог спеть «Ихджын дæ, ихджын суадон» Жанне Агузаровой, желая вызвать в ней отчизнолюбие. Ситуацию разрядил мой товарищ, который находился рядом. Он быстро объяснил то, что нам нужно, и мы вышли.
— Что это было? — уже на улице спросил он.
Я стал объяснять, что у девочки фамилия, как осетинского поэта, и что мне просто захотелось сделать ей приятное.
-Нет, — перебил он, — читал ты что?
Я вновь прочитал строчки.
— Это Коста Хетагуров — осетинский поэт. Основоположник осетинской литературы, он считается основоположником литературного осетинского языка, — выдал я, как школьник, тщательно вызубривший домашнее задание.
— А еще что-нибудь можешь? — спросил он.
— Почитать? Могу, – наконец высвободившись от состояния какой-то неловкости, ответил я.
«Я смерти не боюсь,—холодный мрак могилы
Давно меня манит безвестностью своей,
Но жизнью дорожу, пока хоть капля силы
Отыщется во мне для родины моей…
Я счастия не знал, но я готов свободу,
Которой я привык, как счастьем, дорожить,
Отдать за шаг один, который бы народу
Я мог когда-нибудь к свободе проложить».
— Конечно чтец из меня не очень, но Коста писал красивые стихи.
И в этот момент я сам ощутил всю красоту и глубину этих строк.
Странно, подумал я, с самого детства нам преподносили его, как как некую глыбу, монумент, возвышающийся над Осетией. И ассоциировался он у нас всегда, как тот памятник у Осетинского театра. Высокий, красивый, решительный, взирающий с недосягаемой высоты и вызывающий благоговейное уважение, как строгий, но справедливый учитель. Но стоит на минуту опустить тот факт, что Коста «наше все», открывается вся выразительность и лиричность его поэзии, вся его тоска и безысходность. Вспомнилось мне, как когда-то в разговоре мой друг Аркадий заявил, что Коста, конечно, уважаемый поэт, но вряд ли его можно назвать основоположником осетинской литературы. Первым изданным произведением на осетинском языке была поэма Кубалова «Афхардты Хасана» настаивал он. Да и вообще, что касается языка, Сека и Цомахъ сделали для него ничуть не меньше. Поэтому ставить Коста выше всех несправедливо. Тогда я не стал с ним спорить, а просто отмахнулся. Скорее всего не стал от того, что боялся что не хватит аргументов. Он значительно лучше на мой взгляд разбирался в осетинской литературе. Сегодня, думается мне, я нашел бы, что ответить.
— Круто, — искренне улыбнулся товарищ, прерывая мои размышления, — наверное, на вашем осетинском он звучит еще лучше.
— Наверное, — теперь уже улыбнулся я и напряг память.
Ныббар мын, кæд-иу дæм мæ зарæг,
Кæуæгау фæкæса, мыййаг, —
Кæй зæрдæ нæ агуры хъарæг,
Уый зараед йæхи фæндиаг!..
Æз дзыллæйæ къаддæр куы дарин,
Куы бафидин искуы мæ хаес,
Уæд афтæ æнкъардæй нæ зарин,
Нæ хъуысид мæ кæуынхъæлæс…
Пред взором снова предстал поэт. Но теперь не тот, который сияющей скалой гордо стоит в бурке, держа в руках бесценный для нас свиток, а тот, который незаметный, но от этого не менее родной, сидит на лавочке перед парком. Тот, которого каждый раз, проходя мимо хочется обнять, и произнести «Коста, люблю тебя всем сердцем».
Сегодня у меня есть аргумент для друга Аркадия. Да, и Сека, и Цомахъ, и Нигер, и многие другие занимают достойное место в сокровищнице осетинской поэзии, но Коста любим нашим народом больше остальных оттого, что его выбирают сердцами, в которые он сумел проникнуть глубже остальных. Очень бы хотелось, чтобы красивая девушка-консультант с фамилией Хетагурова, когда-нибудь все же открыла для себя поэта Хетагурова, и улыбнулась, прочитав «Весь мир — мой храм, любовь — моя святыня, вселенная — отечество мое…»
Тамерлан Тегаев