До недавнего времени Северная Осетия многим казалась относительно благополучной республикой. Во всяком случае, на фоне других регионов Северного Кавказа, где до сих пор существуют так называемые «убийства чести», она воспринималась именно так. И хотя мы писали и о домашнем насилии, о том, что во Владикавказе катастрофически недостает кризисных центров и шелтеров для женщин, но такого стремительного и страшного развития событий не ожидал никто.
В начале 2019 года на Вандану Джиоеву напал ее бывший муж – экс-полицейский и чемпион мира по армреслингу Спартак Золоев и избил ее почти до смерти.
А в сентябре в одну из больниц Владикавказа была доставлена Регина Гагиева. Бывший ее муж, Вадим Техов, нанес молодой женщине свыше десяти ножевых ранений. Регина умерла, так и не выйдя из комы.
Тогда и родилось движение «ХОТÆ», что в переводе с осетинского значит «Сестры». Одной из его основательниц стала Агунда Бекоева.
О себе Агунда говорит так: «Я недоучка-дипломат и недоучка-филолог. Училась в МГИМО на факультете международных отношений. Бросила. Два года проучилась в университете Исландии, на программе исландского языка. Жила до 16 лет во Владикавказе, потом была учеба и работа в Москве, несколько лет организовывала концерты неоклассической музыки, работала переводчиком и менеджером на музыкальном лейбле. С 2014 по 2016 жила в Рейкьявике. Недолгое время пожила в Цхинвале. Сейчас я в Беслане, но скоро снова в Москву. Замужем во втором браке, воспитываю сына. Исповедую православие. Работаю финансовым и политическим обозревателем. Интересуюсь жизнью, но больше всего увлекает то, что связано с историей и языкознанием».
Агунда Бекоева
– Еще до того, как стало известно, что Регина умерла, я читала у тебя на «Фейсбуке» пост. Очень резкий. Он начинался так: «Мы не спали, но все равно упустили тот момент, когда осетинская культура личностных отношений была просрана». Что тебя подтолкнуло к написанию, твои собственные наблюдения, комментарии в «Фейсбуке» и «Инстаграме», а, может быть, ощущение, что свободное пространство вокруг женщины сжимается и не без государственного участия?
– К посту меня подтолкнула бессонница. Я не могла пережить эту картинку в голове: кадры убийства Регины. Я слонялась по комнате, пытаясь не разбудить сына. Потом я просто села и написала этот пост без единой правки, чтобы как-то выдохнуть.
Ничьих комментариев я особенно не читала, все это были давние мысли и давние мои наблюдения. То, что я видела изнутри, и то, что заметила, уехав.
Из всех северокавказских республик мы – самые продвинутые в плане равноправия. В этом смысле нельзя отрицать, что мы ближе к Европе, чем к нашим соседям в СКФО.
Говоря об «отсутствии права голоса» я имела в виду не политические реалии, а положение и восприятие роли женщины в семье и обществе. Требования к ней остались такими же, как и 50-100 лет назад, хотя пашет женщина теперь не то что наравне с мужчиной, но даже и поболее. И хорошо, если этот труд оценивают по достоинству, оказывая внимание, уважение и поддержку. Но чаще всего я вижу, что женщина работает, воспитывает детей, ведет хозяйство и еще умудряется жить какой-то общественной жизнью: помогать родственникам и соседям и вот это вот все. А мужчина? А мужчина просто работает.
– Слушай, женские комментарии под публикациями о домашнем насилии, меня часто поражают накалом внутренней мизогинии. Как думаешь, почему это происходит? Кого топчут женщины? Самую дерзкую? Ту, что посмела не смириться? Или они в ее лице топчут собственную беспомощность, страхи, понимание, что нет и не будет вознаграждения за послушание?
– Процесс втаптывания такой же, как и всегда, такой же и у мужчин. Топчут тех, кто не похож на тебя. «Человеческое, слишком человеческое…» Ты не похож на меня? Значит, ты опасен. Домохозяйка топчет научную работницу, профессорша презирает домохозяйку. Процесс-то взаимный. Снобизм я не люблю так же, как базарное поведение, он ничем не лучше, такая же злость и ограниченность за ним стоит.
Просто я сама требую от женщин большего. Большей солидарности, эмпатии, сочувствия, сестринства. Я увидела, как это работает у исландок. Женщине должно быть легче понять женщину, мне так кажется. Хоть все и зависит от человека.
– Опять цитата из твоего блога: «Странно читать, что всему виной якобы наша патриархальность и маскулинность. Патриархальность, будь она такой, какой должна быть, как раз бы и уберегла нас от таких инцидентов, как нападение на Регину Гагиеву, Алану Калагову и других девушек». Ты в самом деле считаешь, что возможна какая-то «правильная патриархальность»?
– Я считаю, что возможна патриархальность, которая не калечит женщинам души и тела. Что касается патриархальной осетинской культуры и ее «правильности» и жизнеспособности в современном мире — это разговор уровня докторской диссертации, и здесь я не готова давать ответы. Одно скажу: осетинская культура последних минимум трехсот лет не позволяла насилия над женщиной. Это известно из этнографических очерков, из устного народного творчества, из воспоминаний наших старших. Поэтому я не считаю происходящее логичной формой развития нашей патриархальности. Это ее излом. Он страшен.
Я считаю, что патриархальная культура вполне способна красиво и безболезненно адаптироваться к современным условиям, быть разумной и давать женщине все права и свободы. Я не считаю это утопией, осетинское общество имеет на это все шансы. По сути, снова остается форма и уходит содержание. Остается ролевая игра. Ты главный, а я за тобой. Если начнется война, ты идешь защищать нас, а я остаюсь с нашими детьми. Ты открываешь мне двери, подаешь руку, задвигаешь за мной стул. Ты хозяин дома и за тобой – последнее слово. Я ничего дурного в этой игре не вижу. Главное, чтобы обе стороны были довольны условиями игры.
Не нужно брать на себя слишком много, а тем более, ответственность за чье-то поведение.
– Патриархальность – это всегда главенство мужчины над детьми, женщинами и стариками, его право принимать решения, ограничивать, наказывать, запрещать. Это власть, а иногда власть почти абсолютная. То есть, ни о каком партнерстве речи быть не может. Как такое устройство общества может быть справедливым по отношению к женщине?
– Итак, исходя из вопроса, партнерство – заведомо лучше и справедливее главенства мужчины. У меня не так много собственных мыслей к дискуссии на тему, что лучше: патриархат или равноправие. Одно я знаю точно: справедливость – не там, где все права и обязанности делятся ровно на два. И также не там, где отец семейства решает все за всех. Справедливость может быть только там, где есть любовь и служение друг другу.
Я очень люблю слова митрополита Антония (Сурожского): «Муж является главой семьи не потому, что он мужчина, а потому что он является образом Христа, и жена его и дети могут видеть в нем этот образ, то есть образ любви безграничной, любви преданной, любви самоотверженной, любви, которая готова на все, чтобы спасти, защитить, напитать, утешить, обрадовать, воспитать свою семью. Это каждый человек должен помнить. Слишком легко мужчине думать, что потому только, что он мужчина, он имеет права на свою жену, над своей женой и над своими детьми. Это неправда. Если он не образ Христа, то ему никто не обязан никаким уважением, никаким страхом, никаким послушанием».
Если я вижу в своем мужчине образ Христа, то для меня не может быть ничего прекраснее и справедливее.
– В комментариях к твоим постам увидела следующее. Пишет мужчина, причем, из сочувствующих: «И, если кто-то из женщин ведет себя неподобающе, в этом виноват мужчина». То есть, даже у тех, кто вроде бы на стороне женщин – все равно отношение к ним не как ко взрослому человеку, к личности со своим характером, сильными и слабыми сторонами, а как к ребенку или дрессированному животному: если оно неправильно себя ведет – виноват воспитатель-дрессировщик.
– Давайте подумаем, «что хотел сказать автор». Эти слова могут говорить об отношении к женщине, как к морально более слабому существу. Эдакое картинное посыпание головы пеплом, которому я не очень верю. «Ах, это наша вина, не уследили мы за нашими девушками, не подали пример…» Не нужно брать на себя слишком много, а тем более, ответственность за чье-то поведение. А вот за себя нести ответственность можно и нужно. И этого было бы достаточно.
Другой вопрос, если автор имеет в виду, что своими действиями, грубостью, невниманием, агрессией и самодурством мужчина подталкивает девушку к каким-то не всегда правильным шагам. Тогда эта фраза еще имеет смысл. В любом случае, подобная логика — не такая ущербная, как то, что в бурлит в головах у теховых-гагкаевых и тех, кто говорит о вине жертвы насилия.
– Почему именно история Регины стала той точкой, после которой уже нельзя терпеть?
– Во-первых, на этот раз кадры нападения мы увидели своими глазами. Не просто прочли в новостных сводках. Не услышали от соседки. Не посмотрели в кино. Мы увидели это воочию, без цензуры и правильно выставленного света.
Во-вторых, это старый «нарыв», просто раньше об этом особенно не говорили в СМИ, а с развитием соцсетей такие эпизоды становятся достоянием общественности. И знаешь что? Слава Богу. Теперь труднее будет сделать вид, что проблемы нет и говорить здесь не о чем.
Ну и психология у нас такая. В Исландии народ за любой «косяк» властей цивилизованно собирается у здания парламента и требует ответа. У них «мгновенное реагирование». А мы всегда сначала потерпим, проверим, не показалось ли нам, дождемся какой-нибудь чернухи и тогда уже бьем в набат. Хотя и после случая с Региной есть те, кто готов продолжить «спячку».
– Как возникло ваше движение, сколько вас и кто вы?
– Движение возникло спонтанно, через несколько дней после того, как я опубликовала текст о домашнем насилии и он разлетелся по интернету. В комментариях и в личке отозвались неравнодушные люди. Мы списались с Элиной Валиевой, она сейчас живет в Израиле, а до того дня мы с ней едва были знакомы. Обе считали, что надо что-то делать. Но не понимали, что именно. Ни я, ни она не занимались никогда общественной деятельностью. У каждой дел невпроворот, работа, семья…
Но у обеих после смерти Регины случилась точка невозврата. Откинув эмоции, мы спросили себя: что мы реально можем сделать, чтобы что-то изменить? Почему не работают существующие институты соцзащиты, почему не работает правоохранительная система, и что мы, два с половиной человека, в силах с этим сделать?
Ответ пришел сразу: в условиях, когда тема табуирована и замалчивается, надо говорить, спрашивать, требовать, раскачивать информационное пространство и пытаться с одной стороны расшевелить народ, а с другой – этого спящего Левиафана под именем Система. Ведь у нас есть приюты, центры психологической помощи, телефоны доверия, женские комитеты – аж три! – правда, о них почему-то никто не знает. Мы хотим заставить все это работать, потому что одного нашего проекта для решения проблемы не хватит. Заработать должна вся система. А для этого нужен спрос. И мы покажем, что он достаточно велик.
Мы говорим не только о неработающей системе государственной социальной защиты. Мы говорим еще и о нездоровой реакции общественности на эту проблему, о безразличии и безучастии обычных людей, часто — родных.
О формате думали недолго. Решили, что создадим страницу в «Инстаграме», где будем освещать тему домашнего насилия в республике: рассказывать истории пострадавших с комментариями от психологов и юристов, проводить правовой ликбез, публиковать статьи, интервью, фотопроекты, проводить опросы. Идей очень много.
Главное: мы решили собрать команду волонтеров, прежде всего, психологов и юристов, потому что в теме домашнего насилия их помощь – нужнее всего. Мы открыли анонимную форму для всех, кому нужна их консультация. Нам могут писать в директ, могут писать в анонимную форму по ссылке в описании страницы, могут даже позвонить мне лично через кнопку «Позвонить». Также у нас есть электронная почта: xotae15@gmail.com.
Обратиться к специалисту — большой шаг для человека, который замкнулся наедине со своим страхом. Это редко бывает бесплатно, также многие боятся быть узнанными в маленькой республике. Мы могли бы облегчить жизнь человеку, связав его онлайн с нужным специалистом, сохраняя, при этом, его анонимность.
«Хотæ» – это о сестринском взаимопонимании, эмпатии, солидарности, близости.
– Что вы собираетесь делать? Планируете ли какие-то акции, обращение к руководству республики? Будете ли вы добиваться, чтобы представители полиции, косвенно виновные в смерти Регины, понесли наказание? Верите ли, что это возможно?
– Организация акций и митингов в наших планах не было. Хотя если бы был митинг с требованием справедливого наказания для убийцы, мы все были бы там. Наказание он должен понести, а добиваться этого должны мы все, все наше общество.
Но перед нами сейчас стоит гораздо более сложная задача: нам предстоит сдвигать плиты, а для этого нужен долгий и упорный труд. Мало добиться «максималки» для Техова. Нужно, как я уже говорила, раскачивать систему, заставить всех работать, показать, что мы следим за ними.
А самое сложное – это донести до наших людей, что не стыдно говорить об этом. Стыдно хоронить потом своих женщин.
Есть такая культовая цитата из фильма «Телесеть», не очень известная российской публике: «Мне не надо, чтобы вы протестовали, мне не надо, чтобы вы бунтовали, я не прошу вас писать вашему депутату, и я не знаю, что там положено писать. Все, что я знаю — вам надо разозлиться. Вы должны сказать: «Я ЧЕЛОВЕК, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, МОЯ ЖИЗНЬ ЧЕГО-ТО СТОИТ…»»
– Наверняка сейчас на тебя польется дерьмо потоком. Кроме «пиаришься» и «фемка» что тебе пишут?
– Мы взялись помогать, поэтому с нас многое спросится. И спрашивать будут не вот эти диванные комментаторы, а люди, которые ищут помощи, а также потенциальные спонсоры. Все нападки были просчитаны на много ходов вперед, поэтому не читала бы, даже если бы было время.
Мне только на этой неделе надо сходить во все наши бесплатные центры, в приют, съездить в Аланский женский монастырь, со всеми там пообщаться и обо всех этих встречах выдать материал. А у меня еще основная работа и семья, ребенок. Девочки из движения постоянно мониторят почту, до глубокой ночи общаются с пострадавшими и с теми, кто хочет помогать. Какие еще комментарии? До них ли?
– Кто те мужчины, что к вам примкнули?
– Многие предлагали нам профессиональную помощь, писали нам письма. В основном это были юристы. Из узнаваемых в республике мужчин нашу активность поддерживают блогер Алик Пухаев, Руслан Тотров, Сослан Плиев, Алан Цхурбаев и другие. Они делают репосты, пишут слова поддержки в комментариях, поднимают эту тему среди своей аудитории. О проблеме домашнего насилия писал, например, Заур Фарниев, он запустил хештег #всёоднозначно, который мы взяли на вооружение.
– Вам сейчас приходится с нуля осваивать не только тему, но и язык, которым нужно писать о насилии. Что можно и чего нельзя, по-твоему?
– Погружаясь в тему домашнего насилия и специфику его освещения в СМИ, мы быстро поняли, что мало просто говорить об этом. Нужно знать, КАК об этом говорить, чтобы люди правильно усваивали месседж.
Чтобы долго не теоретизировать, рассмотрим примеры того, как освещалось убийство Регины. Во-первых, незаслуженно много внимания уделялось убийце и его сомнительным мотивам. В заголовках уже содержалось некое оправдание поступку Техова: в словосочетании «из ревности» и в проброшенной мысли о том, что он мог чего-то там простить или не простить. Какая мне разница, что он не простил? Он убил человека. Его больное обиженное эго меня интересует в последнюю очередь.
Также хотелось бы избежать сексуализации темы домашнего насилия. Есть проекты, в которых молодые полуголые девушки рисуют на себе бутафорскую кровь и синяки и ставят хештег #янехотелаумирать. Выглядит это все как-то очень прилизанно. Кто-то в нашей команде предложил: а давайте тоже такое сделаем. Идея была отметена почти сразу. По мне, это лишнее. Пересмотрите видео с убийством Регины: вы поймете, почему мне не нравится такой косплей.
– Расскажи о своей собственной семье, о твоем собственном взрослении. Было ли тебе комфортно или что-то запрещалось на основании вечного «ты девочка»?
– Я родилась в довольно известной в республике семье. Бабушка – выдающаяся поэтесса, Зинаида Хостикоева. Дед – заслуженный артист театра Георгий Бекоев. Был политзаключенным, отсидел в сталинских лагерях за агитацию в защиту осетинского языка. Обоих уже нет в живых.
Мама была филологом, проработала лет 20 в нашей Национальной научной библиотеке, потом ушла на работу корректором в парламент, но в 2002 году вместе с сотрудниками погибла во время отдыха на базе в Кармадоне. У отца – второй брак, в котором подрастают мои брат и сестра. Еще у меня есть старший брат от маминого первого брака.
Мне было хорошо с родителями, они любили друг друга и нас с братом. Я была больше привязана к отцу, в принципе, все, что я восприняла в культурном плане, все идеи, все интересы – все привито в детских и подростковых разговорах с отцом. Он никогда нарочно ничего не заставлял меня читать или учиться, мы просто общались, много и с удовольствием. Мама не успела так сильно повлиять на меня, мне было девять лет, когда сошел ледник.
Мне ничего не запрещалось на основании того, что я девочка. Наоборот. Отец растил меня как маленького мужика. Плакать при нем было вообще бесполезно, можно было еще дополнительно схлопотать за это. Он не увидел моих слез даже на маминых похоронах. Хотя, думаю, тогда я не плакала больше от шока, «не въехала». Отец никогда не разбирался за меня с моими обидчиками, даже если это были дети старше и сильнее. «Он тебя ударил? Пойди-ка сама и врежь ему стулом». «Агунда, ты слабак, что ли?»
Долгое время я думала, что это хорошее воспитание, «сильное», я даже гордилась тем, что была «папиным мальчиком». Сейчас понимаю, что зря он так. Были моменты, когда он был нужен, чтобы защитить меня. А я не просила о помощи, чтобы он не посчитал меня слабачкой. Он до сих пор многого не знает о моей жизни в детстве и юности. Не считая этого, отец он был отличный, очень либеральный, мы всегда открыто что-то обсуждали. Мало кто из моих подруг мог похвастаться такой дружбой с отцом.
– У тебя сынишка. Вот скажи, как вырастить мальчика, чтоб он был нормальным человеком, сострадательным, не способным к насилию над теми, кто слабее.
– Если бы еще в жизни были легкие рецепты воспитания детей. Идеальных родителей нет, я лишь могу стараться не повторять ошибок своих родителей, но ведь я все равно буду допускать свои собственные.
Но я знаю точно, что мы, как родители, будем стараться, чтобы он чувствовал нашу любовь к нему и друг к другу. Нельзя быть добрым и хорошим для ребенка, но плохим для его мамы. Также очень хочу, чтобы мой сын умел брать на себя ответственность. Я писала у себя: «Я уже два года как мама. Когда меня спрашивают, кем станет Барсаг, какие у меня планы на его будущее, я говорю только одно: мне бы просто сделать так, чтобы он не вырос уродом. Мне этого хватит, серьезно! А там пусть занимается, чем хочет.
Моя задача – вовремя от него отстать. И это должно случиться не в 30-40-50 лет. Я очень надеюсь, что мне хватит мудрости не бегать за ним уже к концу школы. И этот процесс должен проходить постепенно и начаться уже сейчас.
Чего я точно не хочу делать? Не бегать за его обидчиками с тапком. Не проплачивать ЕГЭ. Не просить знакомых устроить его в университет. Не отдавать бабки за экзамены. Не поступил? Отчисляют? Окей. Работаешь год или чешешь в армию. Да, мне будет страшно. Но это не страшнее, чем растить размазню. Захотел жениться? Иди работай и копи на свою свадьбу. Хоть дворником, мне по фигу. Заработай хотя бы часть денег. Я тебе, конечно, помогу, но брать огромные кредиты ради твоей свадьбы – нет. Ты собираешься создать семью, тебе ее кормить, изволь нести ответственность уже сейчас.
