Около 30 жителей Северной Осетии, задержанных за участие в несанкционированном митинге против режима самоизоляции 20 апреля, уже несколько месяцев находятся в СИЗО-1 в Ростове-на-Дону. Следственная группа проводит предварительное расследование обстоятельств беспорядков на главной площади Владикавказа. Спецкор «Коммерсанта» Ольга Алленова встретилась с родственниками задержанных, а также с североосетинскими общественными деятелями и экспертами, чтобы выяснить, почему «владикавказское дело» грозит федеральному центру потерей доверия в регионе, где за последние десятилетия оно и так сильно подорвано.
«Мой муж трудяга, у него все руки в мозолях»
Фитнес-клуб в спальном районе Владикавказа возобновил работу в июле, и бармен Виктория Коцкиева работает теперь почти без выходных. Дома у нее двое детей, зарплаты едва хватает на жизнь, гражданский муж девушки Асланбек Дзугкоев с июня находится в СИЗО. За съемную квартиру она платит 15 тыс. рублей в месяц — ровно столько, сколько зарабатывает в фитнес-клубе.
Последние пять лет молодой человек работал в автомастерской неподалеку от фитнес-клуба.
«Он арендовал маленький гараж и открыл там мастерскую. В семь утра уходил, в девять вечера приходил, уставший, перемазанный мазутом, и так всю неделю. Я ему говорила: «Аслан, даже Бог говорил, что в воскресенье нельзя работать, а у тебя вообще нет выходных». А он мне: «Я вас кормить должен». И все успокаивал меня: «Ничего, вот на квартиру заработаем, потом будем отдыхать», — сказала Коцкиева.
В конце марта в Северной Осетии, как и во всей стране, объявили режим самоизоляции. Закрылись государственные и частные предприятия, кафе, парикмахерские. Клуб, в котором работает девушка, закрыли.
«Хозяйка квартиры сразу нам сказала, чтобы мы съезжали, если платить не сможем. Хорошо, что Аслан продолжал работать, иначе мы бы не выжили», — сказала она.
В апреле оперный певец Вадим Чельдиев, уроженец Северной Осетии, стал призывать подписчиков своего Telegram-канала прийти на митинг против самоизоляции. 17 апреля его задержали в Санкт-Петербурге и этапировали во Владикавказ, на митинг 20 апреля он не попал. Впрочем, неизвестно, планировал ли он вообще на нем быть. Его обвиняют в распространении фейков о коронавирусе, хулиганстве, организации несанкционированного митинга, экстремизме и применении насилия в отношении сотрудника полиции — следствие утверждает, что во время этапирования он ударил конвойного. Защита Чельдиева, в свою очередь, убеждена, что он никого не бил, и обвинение сфабриковано, чтобы убедить суд в необходимости ареста оперного певца.
«Мы знали о Чельдиеве только то, что он певец, говорили, что он помогает бедным и больным. Ни я, ни Аслан на его Telegram-канал не были подписаны. О митинге мы слышали, но идти на него не собирались», — сказала девушка.
На утро 20 апреля Асланбек Дзугкоев был записан к окулисту. По словам его гражданской жены, у него пострадали оба глаза во время сварки. Виктория показывает выписку от 20 апреля, где в графе диагноз написано: «Инородные тела роговицы обоих глаз».
«Когда он вышел от врача, мы пошли погулять по городу, была хорошая погода, а мы так редко бываем вдвоем. Центральный парк (Центральный парк культуры и отдыха имени Коста Хетагурова.— «Ъ») был закрыт, мы прошлись по проспекту Мира и вышли прямо к площади Свободы. Она была огорожена, на ней было много людей. Мы подошли поближе, там со стороны парка стоял полицейский у прохода, он посторонился, и мы зашли на площадь. Было уже часов пять, наверное. Я так поняла, что митинг шел давно, на площадь вышел Скоков (глава МВД Северной Осетии Михаил Скоков.— «Ъ») с рупором, говорил, чтобы все расходились. Мне сказали, что до этого приходил Битаров (глава Северной Осетии Вячеслав Битаров.— «Ъ»), но с ним очень грубо разговаривали, и он ушел. Думаю, там были провокаторы, но я не слышала, чтобы их задержали. Мы с Асланом прошли вперед, чтобы видеть, что происходит. Я хорошо помню, как сзади прилетел камень и попал в какого-то человека рядом со мной. И люди стали кричать: «Не кидайте камни, вы в своих кидаете». ОМОН в это время стал вытеснять людей с площади, кто-то стал им кричать, что люди собрались на сход и хотят говорить с правительством. Многие стали уходить с площади, Аслан мне тоже сказал уходить, и что он меня догонит. Я думаю, он просто не мог уйти сразу, стыдно — бежать, как только тебя погнали. Это же Кавказ. Я пошла в сторону набережной, ждала его недалеко от площади. Он минут через 20 пришел, и мы поехали домой», — сказала она.
Через два с половиной месяца в автомастерскую к Асланбеку пришли «люди в форме».
«Он в тот день опоздал на работу, и сторож передал, что его искали. Я не придала этому значения, Аслан тоже. А еще через неделю он ушел и не вернулся»,— сказала она.
Асланбека Дзугкоева задержали утром 8 июля. В середине дня он позвонил жене с телефона следователя и сказал: «Меня задержали за митинг».
«Я стала плакать, он меня успокаивал, что его скоро отпустят. Сказал: не переживай, ребята тебе помогут. Я не знаю, как бы я с детьми теперь жила, если бы не его друзья», — сказала она.
Она хотела передать ему сменную и теплую одежду, но во владикавказском СИЗО ей посоветовали принести передачу утром.
«Придя на следующий день, я узнала, что Аслана в пять часов утра увезли в Ростов-на-Дону», — сказала она.
В Следственном комитете ей сообщили, что Дзугкоева задержали по ст. 213 УК РФ (хулиганство), потому что на митинге он кидал камни в ОМОН.
«Меня пригласили в Следственный комитет, опросили, что мы делали на митинге, показали видео, на котором человек, похожий на Аслана, кидает камень. Это единственное видео, которое мне показали. Но Аслан говорил мне, что ничего не кидал»,— сказала она.
Мы сидим за столиком в маленьком баре. Когда у барной стойки появляются посетители, девушка извиняется и спешит к ним. Сделав очередной фруктовый коктейль, возвращается. Я спрашиваю, мог ли Дзугкоев кидать камни в ОМОН.
Задумавшись, девушка кивает.
«Я допускаю, что он в аффекте мог кинуть камень, а потом не помнил. Он эмоциональный. Его любая несправедливость возмущает. Когда людей стали гнать с площади, как стадо баранов, это было неприятно даже такому спокойному человеку, как я. Женщин толкали, кого-то дубинками били. А еще провокаторы там старались, что-то кричали, людей подбадривали. Я не исключаю, что он в той обстановке вспылил и мог кинуть камень. Но он не намеренно туда пришел, понимаете? Мы никого там не знали. Это вообще была случайность, что мы там оказались», — сказала она.
Когда в СМИ задержанных стали называть безработными ковид-диссидентами, а в соцсетях — наркоманами и бездельниками, девушку это возмутило.
«Мой муж не наркоман, он трудяга, у него все руки в мозолях», — сказала она.
Она показывает мне фотографии молодого человека на телефоне — на фоне гор и автомобилей, в автопробеге «Ради мира на земле», посвященном памяти жертв Беслана, с благотворительными постерами в пользу осетинских детей, болеющих спинально-мышечной атрофией (СМА).
«Он всегда людям помогал. У нас на улице Дзусова во время дождей часто застревают машины, и он постоянно ездит туда с тросом вытаскивать кого-то. Как-то вытащил автобус, это даже показали в программе «ЧП-Владикавказ». А один раз звонит мне: «Вика, можно у нас парень переночует? Он ехал из Казани, машина сломалась, я взял ее на ремонт, а ему ночевать негде». Вот такой он», — сказала она.
Девушка собирает характеристики от соседей и друзей, надеясь, что они помогут повлиять на суд.
«Соседи все сразу согласились. В региональном отделении автомобильной федерации России тоже дали хорошую характеристику Аслану, он не раз организовывал автопробеги. Но с работы характеристику не получилось взять — Аслан работает неофициально», — сказала она.
Первые две недели после ареста мужа она не знала, к кому обращаться. Потом познакомилась с родственниками других задержанных. Теперь вместе с ними девушка ходит к следователям, общественным деятелям и чиновникам, чтобы доказать, что ее муж на митинге оказался случайно и никаких антигосударственных намерений не имел.
«Беги домой, за Сарматом пришли»
Алла Кадиева разошлась с мужем, когда сыну Сармату исполнилось 10 месяцев.
«У меня был выбор — устраивать свою жизнь или заниматься сыном, и я решила о себе забыть. Всю жизнь я молила Бога — не надо мне денег и богатства, пусть Сармат вырастет хорошим человеком. И он вырос честным, добрым, справедливым, он намного лучше меня. Моя мама болеет, у нее онкология, Сармат часто оставался у нее — присматривал за ней, ухаживал, он очень ее берег», — сказала женщина.
Окончив первый курс в горно-металлургическом институте, молодой человек вопреки желанию родных ушел в армию.
«Он просто мне сказал, что уклоняться неправильно»,— сказала она.
В 2014 году Сармат подписал контракт и остался служить в спецназе. Его мама рассказывает:
«Он с 8-го класса никогда не сидел без работы, у него ответственность была, что он должен нас с бабулей поддерживать».
Через три года он вернулся домой.
Молодой человек заочно окончил институт по специальности «инженер нанотехнологий», работал в кафе и в такси.
«Он хотел ехать в Москву, но в 2018-м у меня случился микроинсульт, и он остался со мной и бабулей, присматривал за нами. А через год мы его отпустили. Работы здесь нет», — сказала она.
В Москве он работал диспетчером в службе такси, строил планы открыть собственный бизнес. Но когда началась пандемия, ему пришлось вернуться домой — сотрудников отправили в вынужденный отпуск, платить за квартиру он больше не мог.
Во Владикавказе подрабатывал курьером — доставлял продукты из магазинов, суши и пиццу из кафе.
3 июня за молодым человеком пришли. В доме, где жила его бабушка, провели обыск.
«Я была на работе, мне позвонила жена брата: «Беги домой, за Сарматом пришли!» Я забежала, бабушка вся дрожит, всю квартиру перевернули. Их было примерно 20 человек, все в форме, с оружием. Взяли спортивные штаны Сармата и телефон. Телефон потом вернули — значит, ничего там не нашли. Следователь потом объяснял мне, что если в телефоне есть улики, то его не вернут», — сказала она.
Уже в Следственном комитете ей сказали о 213-й статье.
Во время обыска молодой человек рассказывал сотрудникам полиции при матери, что 20 апреля примерно в 17 часов он оказался на площади Свободы, где должен был проходить мирный народный сход. Он встал между толпой и ОМОНом.
«Он бывший военный, он считал, что поможет там людям. Когда полетели камни, он стал успокаивать людей по-осетински и почувствовал удар по голове палкой сзади. Говорят, что там был не наш ОМОН, а ростовский. Они по-осетински не понимают. Они не поняли, что он хотел людей успокоить», — сказала женщина.
Она считает, что сын не стал бы «сознательно кидать камни», зная, что дома ждут мать и бабушка. То, что с ним произошло на площади, она объясняет эффектом толпы.
«Там были провокаторы, про это все говорят. Когда профессионально людей подначивают, а люди эмоциональные, и вокруг такая напряженная обстановка, то нервы могут не выдержать», — сказала она.
Через знакомых Алла Кадиева связалась с международной правозащитной группой «Агора», которая нашла для ее сына адвоката. Юрист Росита Тулян рассказала, что несколько раз встречалась с Сарматом Кадиевым в СИЗО-1 «Ростовский централ». По ее словам, свидания с подзащитным происходят без ограничений.
В июле адвокаты задержанных начали сообщать родственникам, что следствие намерено предъявить им новые обвинения, в частности, в участии в массовых беспорядках по предварительному сговору.
Адвокат Тулян рассказала, что недавно была уведомлена о возбуждении уголовного дела в отношении Сармата Кадиева по ст. 212 ч.2 УК РФ (участие в массовых беспорядках).
Родственники не понимают мотивов, по которым следователи добавляют их близким новые статьи.
Еще 20 апреля перед митингом был задержан 56-летний владелец небольшого магазина Рамис Чиркинов. О нем известно, что он считает себя «гражданином СССР» и ковид-диссидентом. Как сообщает правозащитный портал «ОВД-Инфо», Чиркинов познакомился с Вадимом Чельдиевым в соцсетях незадолго до митинга и стал одним из администратором Telegram-чата сторонников оперного певца «Свобода и честь». По версии следствия, там публиковались призывы к совершению противоправных действий 20 апреля. Свою вину Чиркинов не признал, а через месяц был переведен из СИЗО под домашний арест.
Еще один администратор Telegram-канала «Свобода и честь» Арсен Бесолов был задержан 29 апреля в Москве, где жил в последнее время. Его этапировали во Владикавказ, где арестовали на 15 суток за «организацию массового пребывания граждан в общественных местах, повлекших нарушение общественного порядка». Затем ему предъявили обвинение в хулиганстве, совершенном по предварительному сговору, и отправили в СИЗО.
«Мы ни в коем случае не хотели никого свергать, никакого переворота. Мы хотели конструктивный диалог. Из этого раздули несанкционированный митинг, нас записали в оппозиционеры, и к тому же мы нарушили эту самоизоляцию. В законодательстве такого слова — самоизоляция — нет. Есть карантин, есть чрезвычайная ситуация: тогда люди не имеют право выходить из дома. Самоизоляция — дело добровольное», — цитирует Бесолова «ОВД-Инфо».
По данным «ОВД-Инфо», всего под следствием по «владикавказскому делу» находится 50 человек, 30 из них — в СИЗО Ростова-на-Дону.
Кроме Чельдиева и администраторов Telegram-чата остальные участники акции протеста друг с другом даже не были знакомы, утверждают их родные.
«Следствие хочет представить все так, как будто была организация массовых беспорядков, и люди, которые шли на площадь, заранее знали, что будут беспорядки. Но это не так. Наши ребята просто пришли на народный сход послушать, что будет говорить руководство», — сказала Наталья Хитрикова, мать 24-летнего Давида, который тоже находится в СИЗО-1 в Ростове-на-Дону.
Она рассказывает, что об участии сына в митинге узнала, когда его задержали.
«10 омоновцев пришли к нам домой вечером, искали литературу, телефон, вещи, в которых он был на митинге», — сказала она.
Женщина убеждена, что сын оказался на митинге случайно. В Осетии слухи о таких мероприятиях распространяются быстро, и люди идут туда, чтобы решить свои проблемы.
«Мы понимаем, что за нарушение закона есть наказание, но не надо вешать на наших ребят то, чего они не делали. Не надо вешать на них 212-ю статью», — сказала она.
«Да, они пришли на митинг, и кто-то там кидал камни и виноват в хулиганстве. Но они не организовывали этот митинг, ни о чем не договаривались, не были знакомы», — сказала Виктория Коцкиева.
«Правоохранительные структуры не сделали ничего, чтобы предотвратить беспорядки»
Батраз Кучиев, председатель североосетинской общественной организации «Единство» («Иудзинад»), считает, что ответственность властей за то, что случилось 20 апреля, не меньше, чем у тех, кто теперь сидит в СИЗО. В тот день он тоже был на площади Свободы.
«Я туда пошел, чтобы посмотреть, что будет происходить, и по возможности предотвратить какие-то негативные ситуации. В 4-м часу людей уже было немного, в основном молодежь, и я говорил им уходить, потому что начались провокации, выдвинулись дополнительные силы ОМОНа. Я лично видел, как бежит какой-то непонятный человек с вытаращенными глазами и орет: «Что вы этих ментов слушаете?!» Что это за человек, где он, я не знаю», — сказал он.
Мужчина показывает фотографии с митинга: на площади Свободы, которая весной находилась на реконструкции, люди стоят рядом с кучами камней, кирпичей, песка.
«Либо эти строительные материалы надо было убрать с площади, либо не пускать туда людей. Было понятно, что придут люди, недовольные остановкой предприятий, самоизоляцией, надвигающимся голодом. Правоохранительные структуры в этой ситуации не сделали ничего, чтобы предотвратить беспорядки, наоборот, кого-то они только подтолкнули», — сказал он.
Он полагает, что на митинге 20 апреля «были запущены давно работающие технологии по дискредитации любого мирного протеста». На мой вопрос, кому это нужно, Батраз Кучиев отвечает.
«Тем, кто хочет вызвать у людей недоверие к власти. И им это удается. Люди возмущены. У 50 задержанных сотни родственников. Им не разрешают свидания, у них мало информации, представители власти не выходят к ним на разговор. Вы думаете, эти люди будут просто так сидеть сложа руки? Они будут возмущаться и добиваться своих прав. Я не исключаю, что кто-то снова пойдет на площадь. И что, их тоже посадят? Я не понимаю, зачем до этого доводить людей? Не надо карать народ, с ним надо разговаривать», — сказал он.
Господин Кучиев отмечает, что глава Северной Осетии Вячеслав Битаров выходил к протестующим на площадь для разговора, но «нашлись негодяи, которые стали кричать оскорбления и помешали мирному диалогу». Общественник говорит, что он не оппозиционер и не провластный деятель.
«Я вижу, что глава республики многое делает для Осетии, но он вынужден лично участвовать в решении вопросов, которые могла бы решать его команда, если бы там работали болеющие за республику люди», — сказал он.
С июня родственники задержанных просят встречи с Битаровым — ведь на митинге, когда уже появились первые задержанные, он обещал, что их быстро отпустят. Вместо него их принимают секретари и помощники и обещают, что глава их примет, когда у него будет время. Но времени у главы пока не нашлось.
«Мы понимаем, что он обижен. Я смотрела в интернете, как его оскорбляли, когда он вышел к людям на митинг, это и правда было очень некрасиво. Но он глава всей республики, он и наш глава тоже, почему же он не хочет нас выслушать?», — сказала Наталья Хитрикова.
«У этих людей нет другого главы. Куда им еще идти?», — сказал Батраз Кучиев.
Если бы Вячеслав Битаров их принял, они бы рассказали ему, что не видели своих близких с момента их задержания, что следователи не позволяют им свидания и телефонные звонки и что только 10 задержанных имеют адвокатов, нанятых их семьями,— у остальных адвокаты по назначению, а что такое адвокаты по назначению в таком деле, все понимают: они реже посещают своих подзащитных и не связываются с родственниками, у которых нет никакой информации о деле.
Наталья Хитрикова недавно перенесла онкологическую операцию, денег у семьи не было, поэтому она занимала у знакомых, чтобы нанять адвоката. Иногда адвокаты сообщают родственникам, что из-за того, что суды проходят в Ростове-на-Дону, они не могут полноценно выполнять свою работу.
«Владикавказским адвокатам сообщают о судебных заседаниях накануне, а эти адвокаты имеют и другую работу, участвуют в других судах, не всегда они могут все бросить и мчаться в Ростов»,— сказала женщина.
Виктория Коцкиева не смогла нанять адвоката для своего мужа.
«Поначалу, когда только начались задержания по этому делу, надо было заплатить адвокату 50 тысяч рублей за участие в деле, но после ареста Аслана стоимость уже была 250 тысяч, мне их взять негде. Поэтому у Аслана адвокат по назначению. И у многих ребят такая же ситуация», — сказала она.
Чтобы передать посылку в ростовское СИЗО, надо выстоять очередь — но окно приема передач работает до обеда, и не все успевают до него дойти. А когда родственники начинают возмущаться, сотрудник СИЗО отвечает им: «Это вам не Осетия».
«Мы не понимаем, почему ребят увезли в Ростов, ведь правонарушение совершено во Владикавказе. Почти все задержанные из бедных семей, их родные не могут ездить в Ростов, им даже передачу собрать трудно», — сказала Наталья Хитрикова.
14 сентября «Ъ» направил запрос в следственное управление Следственного комитета РФ по Северной Осетии. В нем, в частности, уточнялись количество задержанных за митинг 20 апреля и причина, по которой их перевели в СИЗО в Ростов-на-Дону. 25 сентября ведомство ответило, что переслало редакционный запрос «по месту расследования указанного уголовного дела» — руководителю первого следственного управления ГСУ СК России Косенкову.
Адвокат Росита Тулян пояснила «Ъ», что »уголовно-процессуальный кодекс РФ (ст. 152 ч.6) позволяет передать уголовное дело для производства предварительного расследования в вышестоящий следственный орган, в связи с чем местом производства предварительного расследования стало первое следственное управление (с дислокацией в Ростове-на-Дону) Главного следственного управления СК РФ».
«Люди вышли на площадь из-за нищеты»
Вечером 20 апреля у братьев Цугкиевых закончился рабочий день на частном предприятии, которое в апреле работало, но где каждый день ждали закрытия. Попрощавшись, они разошлись: старший Заур Цугкиев поехал домой, а младший, 25-летний Артур Цугкиев, пошел в центр города.
«Он любит погулять, молодой. Наверное, увидел толпу, влился», — сказал его старший брат.
Он не знает, что делал его брат на митинге, но в намеренное нарушение закона с его стороны не верит.
«Как-то в три часа ночи он туриста домой привел, тот автостопом путешествовал, замерз, никто не останавливался. Накормили, положили спать, утром отвезли его на федеральную трассу. Он добрый и отзывчивый, в нашем подъезде помогает бабушкам — то шоколадку даст, то еще что-то вкусное», — сказал он.
Артура Цугкиева задержали 30 апреля. 1 мая суд арестовал его на пять суток по административному делу за участие в несанкционированной акции протеста. Но через пять суток он не вышел — ему предъявили ст. 213 (хулиганство).
«Я уверен, что мой брат попал туда случайно, и никакого предварительного сговора не было», — сказал он.
В характеристике Артура Цугкиева участковый написал, что тот «склонен к политическому перевороту».
«Мы даже не знаем, кто у нас участковый, не видели его никогда. Да, у Артура было нарушение закона — как-то он выпил, сел за руль, его лишили прав. В следующем году права ему должны вернуть. Зачем его представлять каким-то опасным человеком?», — сказал Заур Цугкиев.
По словам Виктории Коцкиевой, в деле ее мужа тоже есть характеристика участкового.
«Аслан прописан в Алагире, но много лет там не живет. Участковый этот нас не знает. Как он мог давать какие-то характеристики, не понимаю», — сказала она.
Наталья Хитрикова также сообщает, что на суде была зачитана характеристика, которую ее сыну дал участковый инспектор.
«Там говорится, что сын склонен к алкоголизму, а он вообще не пьет, и участковый у нас дома никогда не был», — сказала она.
Адвокаты задержанных не раз ходатайствовали об изменении меры пресечения на домашний арест, но им было отказано. Родственники считают, что их близких намеренно представляют опасными людьми, чтобы не выпускать из СИЗО. К тому же негативные характеристики могут лишить их общественной поддержки. Но в Осетии это непростая задача — многие видят в этом деле не криминальную, а экономическую и социальную подоплеку.
Руководитель общественной организации «Мир Кавказа» 80-летний Анатолий Сидаков одним из первых публично поддержал родственников задержанных по владикавказскому делу. В его офисе они теперь часто собираются, и мне тоже одну из встреч назначили там.
«Это не владикавказское дело, это российское дело. Люди вышли на площадь из-за нищеты. Посмотрите на Краснодар, Ростов — там в три раза выше зарплаты, чем в республиках Северного Кавказа. Здесь малого бизнеса фактически нет, налоги собираются плохо, любую должность можно купить. А потом эти вложения надо отработать. Все продается и покупается. Поэтому везде сплошная коррупция. И к этому добавился вирус, который лишил людей куска хлеба. А виноватыми сделали простых людей», — сказал Анатолий Сидаков.
Популярность Вадима Чельдиева и его Telegram-канала многие объясняют именно левацкой идеологией.
«Он помогал бедным»,— сказала Наталья Хитрикова.
«Люди устали от того, что их никто не слышит»,— развил ее мысль Заур Цугкиев.
«Богатые пользуются всеми благами жизни, а бедным нечем детей кормить»,— продолжил Анатолий Сидаков.
Он, правда, не исключает у беспорядков 20 апреля и политической подоплеки. По его мнению, митинг могли использовать в своих целях претенденты на кресло главы республики.
«У Битарова срок заканчивается в будущем году, богатые готовятся к смене власти. То, что случилось 20 апреля на площади Свободы,— результат борьбы за власть. У провокаторов была задача устроить там побоище, а пострадали простые ребята», — сказал он.
Имен провокаторов, о которых говорят многие участники митинга, никто назвать не может.
24 сентября журналистка Элина Сугарова в одном из интервью рассказала: «Когда здесь (на площади Свободы.— «Ъ») уже стали бросать плитку, министр Скоков (глава республиканского МВД Михаил Скоков.— «Ъ») пытался с ними разговаривать, и когда выстроился ОМОН, и министр увидел, что ОМОН готов пойти на толпу, он сказал одну фразу в громкоговоритель: «Сотрудники в гражданском, выйдите из толпы». Когда я увидела количество людей, которые в этот момент вышли из толпы, я была поражена. Было очень много сотрудников. И многие говорили, что люди, которые больше всех кричали на площади, потом помогали задерживать других. Кто были эти провокаторы, с какой стороны, мы так и не получили этих ответов».
«Адекватного диалога с народом не было»
Бывший министр туризма и предпринимательства Алан Диамбеков владеет рекламным агентством. По его словам, уже в апреле выручка в рекламном бизнесе упала на 80%.
«Эта цифра показательна для всей экономики и говорит о серьезном проседании рынка. Чтобы вы понимали — если у меня выручка падает на 30%, я уже в убытках и не могу платить зарплаты сотрудникам», — сказал он.
Первая неделя самоизоляции прошла спокойно, вспоминает Диамбеков.
«В конце марта—начале апреля был жесткий карантин, не работал никто, и люди достаточно легко это перенесли. Я думал, что еще 4–5 недель в таком режиме мы выдержим. Но уже через неделю стали происходить странные вещи — чиновники говорили, как опасен ковид, но открыли парикмахерские, запустили маршрутки, заработал бизнес самого главы республики. Сотни людей стали задавать вопросы: почему одним можно работать, а другим нельзя? Появились всякие теории заговоров», — сказал он.
По его словам, к середине апреля многие были в панике.
«В Осетии «в тени» работает до 60–70% экономики, и люди, трудившиеся на таких предприятиях, остались без компенсаций, зарплат, не понимая, что будет завтра»,— сказал он.
По его мнению, было необходимо на федеральном уровне принять решение о выделении гражданам каких-то компенсаций.
«У России были «вертолетные» деньги, федеральное руководство часто хвалилось созданием резервных фондов, но когда пришло время этими деньгами поддержать граждан, Москва всю ответственность переложила на глав регионов. «Детские» деньги выделили слишком поздно, и не у всех граждан имеются дети до 15 лет, но есть хотят все», — сказал он.
Алан Диамбеков считает, что «Битарова, как и любого главу, федеральное руководство подставило».
Североосетинский блогер, владелец популярного Telegram-канала Алик Пухаев подтверждает:
«В частном секторе республики лишь процентов 30 жителей получает «белую» зарплату. Для остальных день простоя на работе уже грозит голодом. У меня есть знакомые, которые, помню, звонили и говорили, что на последние деньги закупили продукты, и больше денег нет и взять негде. При этом многие были в кредитах, в микрокредитах, а банки поблажек не делали. Поэтому многие заявляли: лучше я умру от ковида, чем мои дети от голода», — сказал он.
Уже в апреле бизнес стал помогать нуждающимся, рассказывает Пухаев, предприниматели закупали продуктовые наборы и развозили людям.
«Но морально обстановка была тяжелая, люди говорили: «Вы привезли мне коробку с продуктами, а дальше что?». Ни одного серьезного решения не было принято в этот период. Никто ничего людям не объяснил. Я сначала думал, что на этот митинг придет человек 150. Но когда увидел, как много там людей, понял, что большинство пришло именно из-за непонимания и страха», — сказал он.
Алан Диамбеков тоже говорит, что «адекватного диалога с народом не было, никто ничего внятно не разъяснял и не успокаивал людей».
Большинство жителей Владикавказа пришли на митинг, чтобы получить от властей информацию в крайне непонятной для них обстановке самоизоляции, считают собеседники «Ъ». Они также полагают, что митинг был стихийным, а не организованным.
«Абсолютное большинство не хотели бузить, они просто хотели понять, как жить дальше. А 5–10% бузотеров всегда везде есть, на любом футбольном матче, на любой массовой акции», — сказал Алик Пухаев.
«На организованную акцию это не было похоже. Битаров вышел на площадь, его обругали, и он ушел, но народ продолжал требовать, чтобы к ним вышла власть. То есть с самого начала не было какого-то четкого плана действий. Больше Битаров к людям не выходил, но к нему в дом правительства пригласили делегацию представителей. Какие-то люди зашли в здание, кто попал в эту делегацию, непонятно, но когда они вышли и стали рассказывать о разговоре с главой, людей опять не устроило то, что они слышали. Для меня очевидно, что все происходило стихийно», — сказал Алан Диамбеков.
Сопредседатель общественного комитета «Матери Беслана» Анета Гадиева говорит, что на митинг поехали и жители Беслана.
«На сходе было несколько моих знакомых, серьезные, зрелые люди. Они объясняли свое присутствие желанием показать солидарность с теми, кто остался без средств к существованию в период пандемии. Они рассказывали, что там было много людей старше 40 лет. Так что говорить, что туда пришли одни маргиналы, неправильно. Если бы людям выплатили какие-то пособия, они никуда бы не вышли», — сказала она.
По ее словам, жители Беслана хотели также задать властям вопрос, почему празднование окончания Второй мировой войны перенесли на 3 сентября — день солидарности в борьбе с терроризмом и годовщину траурных событий в Беслане.
«Мои знакомые говорили, что сход проходил хаотично, не было организаторов. Не было конкретных требований, их стали формулировать по ходу»,— сказала Анета Гадиева.
Она вспоминает, что к 20 апреля в Осетии еще мало кто верил в существование новой коронавирусной инфекции.
«Как раз 20 апреля утром нам позвонили из Беслана знакомые врачи и сказали, что заболело много медиков в Беслане. Несколько отделений из республиканской больницы перевели в бесланскую больницу, и среди пациентов, видимо, были больные ковидом. Они и стали, по словам медработников, источником заражения. Кроме того, врачи жаловались на отсутствие необходимого количества средств защиты. В бесланском роддоме была сложная ситуация. Мы написали о реальной опасности COVID-19 в группу общественников, мы хотели предупредить людей о том, что болезнь существует. Но нас стали обвинять в том, что мы продались Битарову. Люди не хотели верить в эту болезнь», — сказала она.
По ее словам, есть в таком отрицании новой инфекции и вина властей: до 20 апреля они не давали адекватной информации о количестве заболевших.
«Все заболевшие, все врачи боялись говорить о болезни. В итоге обычные граждане не имели информации о реальном положении дел. Люди у нас не очень верят властям, особенно после Беслана. Я думаю, что, если бы власти вели диалог с народом, если бы постоянно публиковали данные о заболевших и положении в больницах, этого митинга могло бы не быть. Но реальные цифры появились только после 20 апреля», — сказала она.
Одна из национальных особенностей Северной Осетии заключается в том, что жители могут проводить народные сходы тогда, когда считают нужным.
Власти не могут разогнать народный сход, они должны вести диалог с народом. Митинг 20 апреля назвали именно народным сходом. Только полетевшие в ОМОН камни сделали разгон «легитимным».
«Когда полетели камни, реакция силовиков была адекватной. Но вот последовавшие за этим суды и мера пресечения адекватными уже не кажутся. Несомненно, люди должны понести наказание за то, что применили силу в отношении сотрудников МВД, но наказание должно быть справедливым», — сказал Алан Диамбеков.
«Действия этих ребят мы не оправдываем, кидать камни в полицию нельзя. Но мы не понимаем, зачем им утяжеляют статьи обвинения. Это усилит недоверие людей к власти», — сказала Анета Гадиева.
По мнению Алика Пухаева, у жесткой реакции власти на события 20 апреля может быть только одна цель — показать осетинам, что никаких народных сходов больше быть не должно.
«Да, те, кто кидал камни, совершили правонарушение и должны быть наказаны. Но этапировать их в Ростов, как опасных преступников, вменять им статью, по которой им светит до восьми лет,— это неоправданно жесткие меры. Здесь в Осетии этот вопрос очень накаляет общество», — сказал он.
Блогер напоминает об убийстве силовиками владикавказского жителя Владимира Цкаева — в 2015 году его запытали до смерти в отделении полиции. Полицейские, которые его пытали, живут дома, под подпиской о невыезде, уже два года идет суд, который, по мнению потерпевшей стороны, намеренно затягивается.
«В Осетии историю Цкаева никто не забывает. И сейчас, когда его убийцы на свободе, а люди с митинга сидят в ростовском СИЗО, это возмущает многих», — сказал он.
