На прошлой неделе Полпред Президента РФ в СКФО Олег Белавенцев посетил республику с рабочим визитом. Четко распланированный график чиновника был внезапно изменен. Коррективы в программу пребывания Полпреда внесли члены комитета «Матери Беслана». Женщины попросили Белавенцева о встрече и он им не отказал. Повторный визит к вновь избранному Президенту Владимиру Путину, чтобы активизировать расследование теракта в Беслане и целевая программа развития Пригородного района — это лишь два из тех вопросов, которые были подняты для обсуждения на встрече с Полпредом.
— Анета, воспользовавшись приездом Полпреда Олега Белавенцева в Северную Осетию, члены комитета «Матери Беслана» обратились к нему с просьбой о встрече. Почему возникла необходимость общения?
— Мы совершенно случайно узнали о его приезде. Я позвонила Эльвире и сказала: “Езжай в больницу”. Ей удалось пробиться и сказать Белавенцеву о встрече. Полпред, ссылаясь на график, предложил встретиться в Пятигорске, но Эльвира попросила не переносить встречу, и он согласился. Наверное, мы весь их график нарушили.
А что касается самой встречи, то произошедшее в Беслане мы никогда не забываем, несмотря ни на что, но в свете событий в Кемерове все всколыхнулось с новой силой. Эти события обострили все вопросы. И приезд Полпреда именно в этот момент был очень кстати. Во время своего выступления после Кемерова Путин задавался вопросом «Почему?». Так вот, эти «почему» после Беслана так и остались. Они будоражат нас, и не дают нам спокойно жить. Это существование с постоянным ощущением несправедливости, когда те, кто должен был обеспечить безопасность, ушли от ответственности и в принципе эти бесланские «почему» плавно переходят в «почему» других городов. То, что случилось в Кемерове — это не теракт, но причина произошедшего, как и в Беслане, в безответственности, халатности, жажде на живы, коррупции. Все это — звенья од ной цепи. Именно эти вопросы мы поднимали на встрече.
Мы говорили Полпреду о Страсбургском суде, о том, что есть решение, но в части активизации расследования относительно лиц, виновных в произошедшем, оно не исполняется. Белавенцев нам на это сказал, чтобы мы не идеализировали европейский суд, что у Европы свои задачи и так далее…
— Вас устроила такая позиция?
— Мы сказали на это что, в принципе, европейскую конвенцию по правам человека подписывали не мы, а власть, и присутствие России в Европейском суде тоже не наше решение. И если мы не должны туда обращаться, тогда за чем государство дает надежду на эту ступень правосудия. В общем-то, нас вынудили пойти в Страсбургский суд после того, как мы прошли несколько судов в России. Когда мы удостоверились, что ничего не можем здесь доказать, то обратились в Европейский суд.
На этой встрече с Полпредом мы много говорили о трагедии. Как всегда, рассказали, что люди, допустившие теракт, пошли на повышение. Он старался нам объяснить, что если действовать как-то активно, расшатывать ситуацию, то система может не выдержать и будет не очень хорошо.
— С какими надеждами вы шли на эту встречу с Полпредом?
— После теракта все эти годы мы постоянно встречались с чиновниками разного уровня, а в последнее время практически ни с кем не встречались, потому что нам было уже все ясно. Мы понимали, что не можем эту систему изменить, повлиять на нее. Но после того как Европейский суд вынес свое решение и случилась трагедия в Кемерове, мы решили еще раз попытаться и донести до очередного представителя власти наши вопросы.
— Самым важным вопросом для вас все эти годы остается расследование?
— Да. Мы попросили Олега Белавенцева напомнить Путину, что у нас была с ним некая договоренность. Она касалась того, что он возьмет под свой личный контроль расследование, и что если будет необходимость, он встретится с нами еще раз. Но мы не увидели его контроля над расследованием и у нас по этому поводу вопросы к нему, следовательно, есть повод встретиться с ним.
— То есть вы попросили Полпреда быть посредником в организации еще одной встречи с Главой государства?
— Да. И еще один вопрос у нас был относительно первой школы, в которой можно сделать Всероссийский или даже международный музей профилактики терроризма.
Мы об этом говорили еще в прошлом году и сейчас попросили Белавенцева оказать нам содействие в реализации этой идеи. Он сказал нам на это, что после посещения 2 сентября 2017 года спортзала он испытал такие чувства, что в принципе желательно, чтобы школы не было, потому что, по его словам, эти чувства и нас постоянно будоражат, и не дают спокойно жить.
Мы возразили, что школа для этого и нужна. Это как Дом Павлова, который сохранен, концлагеря, которые сохранены. Они как памятники человеческого варварства и человеческого терпения. Как дань памяти тем людям, которые там погибли. Это история, и на этих примерах сегодня показывают миру, как нельзя, как не надо человечеству себя вести. Точно так же и бесланская школа, в которую постоянно идут люди, едут со всех мест, краев. На этой школе можно и патриотическое воспитание осуществлять, и учить урокам мужества.
— Он вас услышал?
— Да. Потом он согласился. Сказал, наверное, вы правы.
— Какие еще вопросы поднимались?
— Мы говорили о социальных вопросах, о том, что есть тяжелобольные, которым нужна ежегодная реабилитация, и средства на это приходится постоянно искать. Почему бы уже не сделать
какой-то механизм федерального уровня? Мы этот вопрос поднимаем все годы.
— Вам каждый раз обещают, что законодательно, какими-то нормативными актами решат вопрос так, чтобы пострадавшие могли спокойно рассчитывать на помощь без просьб и выклянчиваний…
— Вот видишь как. Он нам сказал, “много же было сделано”. Ну да, в социальном аспекте, да и только потому, ты сама знаешь, каких усилий нам это стоило, чтобы добиться квартир. Но вопросы медицинского характера и санаторно-курортной реабилитации возникают постоянно, не говоря уже о лекарственном обеспечении. И здесь какого-то определенного алгоритма решения этих вопросов нет, каждый раз что-то бывает по-новому.
— Вы довольны результатами встречи?
— Ну как тебе сказать… Сейчас, подожди, еще один вопрос был, мы говорили о межнациональных отношениях тоже. Он говорил, что в общем- то нужно налаживать диалог, нужно взаимодействовать (с Ингушетией, прим. ред.). Мы сказали что, как никто другой, показали всему миру, насколько мы терпимы и выдержаны. Затронули соглашение по Пригородному району, эту целевую программу. (Ранее в соцсетях активно муссировалась тема того, что на федеральном уровне принята некая целевая программа развития Пригородного района, которая якобы была пролабирована соседней республикой. — Прим. ред.). Сказали, что если есть целевая программа по развитию Пригородного района, то чем отличаются другие районы республики? У народа возникают вопросы. Он сказал, нет, это был просто пилотный вариант, а эта целевая программа сейчас распространяется на всю нашу республику. Он (Полпред. — Прим. ред.) уверил нас в этом. То есть он не подтвердил, что есть целевая программа именно по Пригородному району. Сказал, что программа касается всей республики. Мы долго говорили, больше двух часов, а время пролетело очень быстро.
— Это была ваша первая встреча?
— Второго сентября мы уже с ним встречались в спортзале … Он еще нам сказал, чтобы мы не распылялись по всем вопросам, сказал, чтобы занимались определенными вопросами. Довольны ли мы? По крайней мере, все запланированное мы сказали. И о том, что социальная напряженность в обществе есть, вот именно с оптимизацией, сокращениями, с исполнением майских указов. Он сказал, что это очень хорошо, что общественные организации ставят острые вопросы, что это диалог с властью, чтобы власть понимала до конца, что происходит в обществе, чтобы общественные организации помогали власти реализовывать их властные полномочия. Как-то вот так. Ну еще Глава республики, который присутствовал при разговоре, подчеркнул, что если бы не наша активная позиция, то вряд ли были бы какие-то решения относительно Беслана. “За что мы им благодарны”, — сказал он. Мы считаем, что это наша обязанность, а там как будет, не знаю.
«Слово»
