
Что высветило «дело Цкаева»? Три серьезных аспекта, которые просматриваются без какой-либо предвзятости и сгущения красок.
Первый, и одновременно главный — это то, что затеянная реформа органов внутренних дел, преобразование милиции в полицию, так и не достигла желаемого результата – полиция не стала ближе к народу.
Легко сказать, что реформа, стартовавшая еще семь лет назад, потерпела крах, фиаско или же с треском провалилась, но что это поменяет?
Можно «посыпать голову пеплом» и сделать это прилюдно, но после подобной сцены для ее исполнителя есть одна дорога — на освидетельствование по поводу дееспособности.
У нас нет другого народа, как нет и другой полиции, но между правоохранителями и людьми каким-то образом уже появился барьер – незримый и одновременно ощутимый, а ведь его не должно было быть в природе, и это значимая проблема, для решения которой готовых рецептов пока нет.
Второй аспект. К великому и безмерному сожалению, «дело Цкаева» вынудило признать, что человеческая жизнь оказалась менее ценной, чем показатель раскрываемости, состоящий из цифр и процентов.
Вот уже четверть века, как нет одной большой страны под названием СССР, примерно столько же нет КПСС — партии, которой принадлежала руководящая, направляющая, организующая, координирующая и контрольная роль во всех вопросах повседневной жизни, в том числе в борьбе с преступностью. Но остался жив этот самый «палочный» показатель под названием раскрываемость, именно он и довлел над всеми.
Преступление против личности, совершенное в тот злополучный день в районе ГЭС, связанное с применением огнестрельного оружия, должно было быть раскрыто в течение дежурных суток, и на алтарь раскрываемости должно было быть брошено всё – такова установка. Но почему в этом «всё» не нашлось места совести, порядочности и офицерской чести? О человеческом сострадании как-то говорить и вовсе неуместно.
А если по сути, откуда она взялась такая установка, и кто ее автор – должностное лицо или это продукт самой системы?
А кто автор ведомственного идеологического постулата «раскрыть преступление по горячим следам»?
Какова температура этих следов, какова их конфигурация, как они выглядели, кто их увидел в тот день, когда было причинено огнестрельное ранение бойцу ОМОНа, не исполнявшему тогда служебные обязанности?
Вопросов более чем достаточно, и даже если кто-то сумеет дать на них вразумительные ответы, то они в любом случае не так изящно и одновременно просто состыкуются с классической и печальной аксиомой о том, что преступления совершаются не для того, чтобы их легко раскрывали.
А теперь о третьем аспекте «дела Цкаева». Все, что произошло тогда и до сих пор происходит в плане расследования, наглядно продемонстрировало наличие приличной бреши или трещины в системе гражданского контроля за деятельностью правоохранительных органов.
Согласно замыслу, эффективность такой системы в первую очередь определялась стратегий и тактикой действий общественных советов при правоохранительных органах, но эти структуры, во всяком уровне, на нашем, республиканском уровне себя особо не проявили и не зарекомендовали.
И здесь дело не в отсутствии каких-либо громких заявлений или акций, которые, возможно, не были хорошо «распиарены».
Дело в другом. После такого резонансного события в северо-осетинском обществе сохранился и сохраняется устойчивый запрос на правду. Для его удовлетворения нужно в первую очередь раскрыть суть кадровой политики в правоохранительных органах и донести ее до людей.
В советские времена в милицию направляли по рекомендации трудовых коллективов, партийных и комсомольских органов – но сейчас первые сильно ослаблены, а вторых и третьих, и вовсе нет. С трудом представляю, как директор малого предприятия с численностью 100 человек будет ходатайствовать о том, что его работника взяли на службу в правоохранительные органы.
Между выражениями «поступил на службу» и «попал в органы» пролегла дистанция огромного размера, и как бы хороши не были тесты и проверки на полиграфе, эта дистанция не особо сокращается.
Одна ситуация, когда служба в полиции является продолжением трудовой, фамильной династии. А другая, когда служба притягивает только высокой заработной платой или же когда просто некуда идти. И кто здесь будет вспоминать о том, что между службой закону и службой народу, оказывается, есть знак равенства?
Кадры формируют среду в отдельно взятом правоохранительном органе или же созданная в этом органе среда формирует кадры или трансформирует их, подминает под себя. Чем не готовая тема для исследований, основанных на научном подходе?
В северо-осетинском обществе сохранялся и по-прежнему сохраняется запрос на объективность. Однако за два года со дня убийства жителя столицы республики не было ни одного достойного по своему масштабу и мощному по своему обсуждению социологического исследования, посвященного деятельности правоохранительных органов – полиции, прокуратуры, судебных инстанций, следственного комитета, службы судебных приставов. Именно здесь и должны были себя проявить общественные советы, как заказчики, инициаторы и идейный вдохновители.
А что касается респондентов, то не надо изобретать велосипед и озадачиваться поисками целевой аудитории – она готова в лице граждан, пострадавших от преступной деятельности, и граждан, ставших свидетелями злодеяний.
Никто не спорит, что комиссионное обследование мест принудительного содержания на предмет существующих условий для лиц, совершивших преступления – это нужное и полезное дело. Но что делать с так называемой «стрелкой социального барометра», которая лежит и не поднимается?
Тимофей Хъурхъурагов